Pokazuha.ru
Автор: лорд алексей
Ссылка: http://pokazuha.ru/view/topic.cfm?key_or=1419350

Железный Феликс
Картинки > Разное


11 сентября — день рождения Феликса Эдмундовича Дзержинского (1877-1926), революционера, с которого призывал "делать жизнь" Владимир Маяковский. Человека, всю свою жизнь сознательно боровшегося с властью, как он говорил, "золотого тельца", денежного мешка, и ушедшего непобеждённым. Так, как он жил — в одежде с заплатанными рукавами... В те годы большевикам, занимавшим государственные посты, полагалось отчитаться за каждый рубль, потраченный ими во время отпуска, и возвратить всю непотраченную отпускную сумму государству. Дзержинский тоже отчитывался, например, в августе 1925 года сообщал в финчасть ГПУ о своих расходах: «16.8. В пути к Кисловодску: яблоки 3 шт. — 45 коп., бутылка воды «Ессентуки» № 4 — 30 коп., арбуз — 65 коп., газеты — 10 коп.» (Кстати, либеральная «Новая газета» из таких отчётов как-то соорудила целый материал «Скупой рыцарь революции», где доказывала, что Феликс Эдмундович, мол, даже самые копеечные траты норовил переложить на казённый счёт. Видимо, эти господа судят по себе...)( Collapse )

Чтобы не говорили, что всё это красная пропаганда, вот свидетельство явного антикоммуниста и антисоветчика — перебежавшего на Запад бывшего секретаря Сталина Бориса Бажанова: «У него была наружность Дон-Кихота, манера говорить — человека убеждённого и идейного. Поразила меня его старая гимнастёрка с залатанными локтями. Было совершенно ясно, что этот человек не пользуется своим положением, чтобы искать каких-либо житейских благ для себя лично».
Вероятно, в средние века Феликс стал бы проповедником бедности, вроде Савонаролы, или основателем ордена нищенствующих монахов, как святой Франциск Ассизский. Он говорил: «Я не умею наполовину ненавидеть или наполовину любить. Я не умею отдать лишь половину души. Я могу отдать всю душу или не дам ничего... Я возненавидел богатство, так как полюбил людей, так как я вижу и чувствую всеми струнами своей души, что сегодня... люди поклоняются золотому тельцу, который превратил человеческие души в скотские и изгнал из сердец людей любовь. Помни, что в душе таких людей, как я, есть святая искра... которая дает счастье даже на костре». Не случайно в детстве он собирался стать священником. «Как же ты представляешь себе Бога?» — спросил однажды Феликса его старший брат. «Бога? Бог — в сердце! — указал Феликс на грудь. — Да, в сердце, а если я когда-нибудь пришёл бы к выводу, что Бога нет, то пустил бы себе пулю в лоб! Без Бога я жить не могу…» А в ХХ веке такие же настроения толкнули его к революционерам. «Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступления, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, публичных домов, в которых люди продают своё тело или душу, или и то и другое вместе; чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды... Я хотел бы обнять своей любовью всё человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни...»

Мысль о том, что Железный Феликс был «дон Кихотом революции» явственно прочитывается и в проекте памятника ему на Лубянке, который в конце 30-х годов предложила Вера Мухина:
Приведу два отрывка о Ф.Э. Дзержинском, написанные его политическим оппонентом — Л.Д. Троцким:
"Дзержинский был человеком великой взрывчатой страсти. Его энергия поддерживалась в напряжении постоянными электрическими разрядами. По каждому вопросу, даже и второстепенному, он загорался, тонкие ноздри дрожали, глаза искрились, голос напрягался и нередко доходил до срыва. Несмотря на такую высокую нервную нагрузку, Дзержинский не знал периодов упадка или апатии. Он как бы всегда находился в состоянии высшей мобилизации. Ленин как-то сравнил его с горячим кровным конем. Дзержинский влюблялся нерассуждающей любовью во всякое дело, которое выполнял, ограждая своих сотрудников от вмешательства и критики со страстью, с непримиримостью, с фанатизмом, в которых, однако, не было ничего личного: Дзержинский бесследно растворялся в деле.
Самостоятельной мысли у Дзержинского не было. Он сам не считал себя политиком, по крайней мере, при жизни Ленина. По разным поводам он неоднократно говорил мне: я, может быть, неплохой революционер, но я не вождь, не государственный человек, не политик. В этом была не только скромность. Самооценка была верна по существу.
Политически Дзержинский всегда нуждался в чьем-нибудь непосредственном руководстве. В течение долгих лет он шел за Розой Люксембург и проделал её борьбу не только с польским патриотизмом, но и с большевизмом. В 1917 году он примкнул к большевикам. Ленин мне говорил с восторгом: «Никаких следов старой борьбы не осталось». В течение двух-трёх лет Дзержинский особенно тяготел ко мне. В последние годы поддерживал Сталина. В хозяйственной работе он брал темпераментом: призывал, подталкивал, увлекал... Он умер почти стоя, едва успев покинуть трибуну, с которой страстно громил оппозицию."
"Законченность его внешнего образа вызывала мысль о скульптуре, о бронзе. Бледное лицо его в гробу под светом рефлекторов было прекрасно. Горячая бронза стала мрамором. Глядя на этот открытый лоб, на опущенные веки, на тонкий нос, очерченный резцом, думалось: — вот застывший образ мужества и верности. И чувство скорби переливалось в чувство гордости: таких людей создаёт и воспитывает только пролетарская революция. Второй жизни никто ему дать не может. Будем же в нашей скорби утешать себя тем, что Дзержинский жил однажды".