Pokazuha.ru
Автор: woodenfrog
Ссылка: http://pokazuha.ru/view/topic.cfm?key_or=1489394

Золотая миля. Глава тридцать третья
Творчество > Проза (любимое)


Этот роман я перевёл лет двадцать или тридцать назад. Его действие охватывает 42 года и происходит в самых разных странах. В романе есть шокирующие сцены, поэтому я не рекомендовал бы его лицам младше 18 лет.

33.
«Вестон , милая моя? - билетный контролёр дёрнул себя за мочку уха. - Учтите. Вам надо сойти в Ипсвиче и пересесть там на местный поезд. Не хотите ли чая?»
«Нет, спасибо», - ответила Джанна.
«Если вы проголодались, в вагоне-ресторане ещё пятнадцать минут будут предлагаться закуски», - сказал он, прокомпостировав её билет и, выйдя из купе, задвинул за собой дверь на роликах.
Джанна откинулась на своё сиденье в углу и стала смотреть в окно, а поезд катился по покрытой густой зеленью сельской местности Саффолка. Миновал полдень, и солнце проглядывало сквозь высокие, рваные облака, превращая мирный пейзаж в картину кисти Тёрнера . Она впервые посещала Англию, но у неё было такое чувство, будто она уже знала её по полотнам британских художников восемнадцатого и девятнадцатого веков, выставлявшимся Марком в его галерее. Будучи ребёнком, она часами разглядывала изображения тех самых пейзажей, что были видны ей теперь из окна купе первого класса. Она села в поезд в Лондоне, на станции Ливерпуль Стрит вскоре после того, как её самолёт коснулся земли в аэропорту Хитроу , и она испытывала странное ощущение дежа вю, глядя на места, вдохновившие столь высокое искусство.
Она была одна в купе и радовалась этому: ведение учтивого разговора потребовало бы определённых усилий, а после долгого перелёта из Сингапура и двухдневной остановки в Париже она чувствовала себя совершенно разбитой. Ей было крайне необходимо отдохнуть. Сначала она намеревалась остаться в столице Франции на несколько дней, а потом отправиться в Нью-Йорк, но, когда она позвонила по телефону родителям Джанет Тейлор и сказала им, что у неё есть кое-какие личные вещи их дочери, которые они, возможно, хотели бы сохранить, они пригласили её в своё поместье в Саффолке, выразив пожелание, чтобы она успела приехать к ним на уикенд.
Теперь она начинала сомневаться, мудро ли она поступила, приняв их приглашение. Она устала гораздо больше, чем ей поначалу казалось, и не только физически, но и морально. Год, проведённый ею в Сингапуре, был временем непрерывного напряжения, а его завершение сломило её дух. Убийство Джанет само по себе было потрясением, но, отягощённое странным поведением Дерека Саутворта после ночи, проведённой вместе, и его обманом, состоявшем в том, что он не признался, что ему было известно о смерти Джанет, оно оказалось грузом, тяжесть которого стала ощущаться лишь теперь.
И те два дня, что она провела в Париже, отнюдь не уменьшили её взвинченность. Зарегистрировавшись в недорогом пансионе на Монмартре, она часами бродила по улицам, пытаясь мысленно упорядочить происшедшие в её жизни события. А это было нелегко. За двадцать четыре часа, прошедшие с момента её ссоры с Джи Кеем и до её вылета из Сингапура, она снова встретилась с мистером Сунем, который сообщил ей, что ему удалось найти возможного покупателя лавки Джанет, деньги за которую он обещал перевести в её парижский банк. Но, когда мистер Сунь спросил Джанну, какими будут её указания по распоряжению землёй, завещанной ей Джанет, она затруднилась ответить; она знала, что, если земля будет продана кому-нибудь в Сингапуре, Джи Кей тут же перекупит её, и борьба Джанет за сохранение на ней детской площадки окажется напрасной. Оставив же землю неприкосновенной и продолжая мешать Джи Кею, она как бы воздвигнет памятник идеалам Джанет. Джанна сказала мистеру Суню оставить всё как есть, во всяком случае, пока. Требовались месяцы бумажной волокиты, чтобы завершить передачу прав на землю Джанне, и, возможно, к тому времени она разберётся в своих чувствах и даст более полные указания.
Хотя Джанна владела землёй стоимостью в десять миллионов долларов, она понимала, что, пока земля и лавка не проданы, она будет остро нуждаться в деньгах. Она была к тому же не уверена, что сможет с лёгкостью найти работу после прибытия в Нью-Йорк, и решила, что одним из способов завязать нужные связи будет обращение в агентство по найму Графини. Она позвонила и попросила о встрече, и Графиня пригласила Джанну с визитом.
Ей было назначено на следующий день в три часа, но Графиня заставила её прождать почти час, а когда, наконец, она появилась, сразу стало заметно, как она состарилась за двенадцать месяцев, прошедшие со времени их последней встречи. Она сильно похудела и ходила неуверенно, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Чёрные волосы её изрядно поседели, а когда она подала руку, Джанна заметила, что рука дрожит.
«Ты должна извинить меня за то, что заставила тебя ждать, моя милая, - слабым голосом сказала она. - Теперь все дела отнимают у меня чуть больше времени. Хорошо долетела из Сингапура?»
«Всё ещё страдаю из-за смены часовых поясов», - ответила Джанна.
«Ах, эти реактивные самолёты! - Графиня умоляюще закатила глаза. - До того, как они появились, можно было наслаждаться путешествием. Теперь же переезд из одного места в другое стал испытанием на выносливость. Ну, каким был твой год с Джи Кеем Вонгом?»
«Ещё одним испытанием на выносливость», - сказала Джанна.
Графиня тонко улыбнулась. - «Но я вижу, ты выжила».
«Зато моей подруге повезло меньше».
«Ты имеешь в виду Джанет Тейлор?»
Джанна кивнула. Она была удивлена столь хорошей осведомлённостью своей собеседницы и подумала, что та, должно быть, услышала это известие от Вонга. - «Вы знали её?» - спросила она.
«Лично не знала, - ответила Графиня, чуть поколебавшись, - но от людей, знавших её, я слышала, что это была заблуждавшаяся, хотя и с благими намерениями, женщина…»
«Джанет Тейлор вовсе не заблуждалась», - прервала её Джанна, заступаясь за подругу.
«Значит, меня неверно информировали, - ровно ответила Графиня. - А это заставило меня задуматься, достоверна ли остальная часть полученной мной информации».
«Какой?»
«Что ты унаследовала от неё землю стоимостью свыше десяти миллионов долларов».
«Это, по крайней мере, ваш информатор понял правильно».
«Ты уж извини меня, - сказала Графиня, всплеснув руками, - но я не понимаю, почему человеку с такими деньгами нужна моя помощь, чтобы найти работу».
«Пока земля не продана, мне просто не на что жить», - сказала Джанна.
«Но ведь это, разумеется, лишь дело времени…»
«Если я решу продать землю».
«А можешь и не продать?»
«Я ещё не решила».
«Понимаю». - Графиня замолчала, погрузившись в свои мысли, но встрепенулась, когда горничная вкатила столик с грузинским серебряным чайником, чашками и блюдом с птифуром . Она подождала, пока горничная обслужила их и вышла из комнаты, затем сказала: «Разумеется, я могла бы отправить тебя в Америку на множество собеседований, но, сделав так, я поступила бы глупо, потому что мне самой больше, чем кому бы то ни было, нужна личная помощница».
Она сделала паузу и отхлебнула чаю. - «Как ты, наверное, заметила, - продолжала она, - за последний год моё здоровье ухудшилось, и мне всё труднее справляться с постоянными запросами, которые я получаю на образованных молодых женщин. Кажется, пришло время, когда я должна найти кого-то, чтобы он помогал мне вести дела, и для этого лучше тебя никто не подходит».
«Но у меня нет нужной квалификации…»
«Чепуха! - возразила собеседница. - Ты посещала одну из изысканнейших школ усовершенствования в Швейцарии, имеешь личный опыт работы в качестве личной помощницы, и продемонстрировала достаточно сильный характер, перенося несомненные трудности работы на такого человека, как Джи Кей Вонг».
«А какие у меня будут обязанности?» - спросила Джанна.
«Главным образом, набор, - объяснила Графиня. - В Соединённых Штатах есть много школ усовершенствования, в которых ты могла бы объяснять преимущества моей программы и беседовать с девушками, проявившими к ней интерес».
«Я не уверена…»
«Вероятно, мне следует добавить, - сказала Графиня, - что то, что я предлагаю, не столько работа, сколько, по сути, партнёрство. Разумеется, ты будешь получать и жалованье, и щедрые суммы на текущие расходы, но, когда ты выручишь деньги от продажи своего наследства, я думаю предоставить тебе возможность приобрести долю в моём агентстве».
Её предложение так поразило Джанну, что она смогла лишь сказать: «Я хотела бы обдумать это».
«Я не тороплюсь, - ответила её собеседница. - Моё предложение остаётся в силе, пока ты не примешь решение». - Она с трудом поднялась на ноги, опираясь на трость. - «А теперь я должна отпустить тебя, чтобы у тебя было время подготовиться к сегодняшней вечеринке».
«Вечеринке?»
«Ах! - Графиня зажала рот рукой.- Я выболтала секрет. Ну, ничего. Девушки, у которых закончился контракт, собираются в «Maxim’s».
Джанне вдруг вспомнилась ночь годичной давности, когда, выпив шампанского, она предложила всем снова собраться, когда закончится первый год их пребывания за границей.
«Я совсем забыла», - призналась она.
«Другие девушки не забыли, - заверила её Графиня. - Они собирались устроить тебе сюрприз, но теперь, когда ты знаешь, я уверена, что ты их не разочаруешь».
Через три часа Джанна входила в «Maxim’s», одетая в своё платье от Баленсьяга, теперь весьма поношенное и не той длины, что диктовала нынешняя мода, но в частном кабинете, где уже собрались остальные девушки, этого, кажется, никто не заметил. Эльке Крюгер была на середине своего повествования о том, что выпало на её долю в Беверли Хиллз.
«Джанна! - воскликнула немка, бросившись к бывшей соседке по комнате и обняв её. - Ты выглядишь фантастически».
Джанне хотелось бы ответить тем же комплиментом, но Эльке выглядела далеко не лучшим образом. Тощая и измождённая, она казалась смертельно бледной, а её воодушевление было ещё принуждённее и напористее, чем год назад. - «Как я рада видеть тебя снова», - ответила она, пытаясь не подать виду, как поразил её внешний вид Эльке.
«Каким оказался Сингапур?» - спросила Эльке.
«Жарким и влажным».
«И, наверное, весьма чувственным. - Немка подняла свой бокал. - Ну, что ж, теперь ты вернулась, и я не могу быть счастливей».
Остальные девушки присоединились к этому тосту. Джанна видела по их глазам, что они уже изрядно навеселе, но перемена, которую она заметила в них, заключалась не в этом. Каким-то непостижимым образом пережитое ими за последние двенадцать месяцев превратило их из испорченных девушек-подростков в утомлённых жизнью взрослых; свежесть юности уступила место усталому цинизму.
Во время обеда, заказанного Эльке, Джанна слушала, как каждая из девушек описывала, и весьма остроумно, как она провела свой год за рубежом. Эжени Шиль, привлекательная брюнетка, работала личной помощницей у боливийского миллионера, владельца оловянных рудников, с которым она исколесила всю Южную Америку.
«Очаровательный мужчина, но скрытый гомосексуалист, - говорила она. - Моей работой было помогать ему создавать имидж мачо, притворяясь его любовницей и сексуальной рабыней. Это позволяло ему придавать себе больше мужественности, одалживая меня своим деловым партнёрам».
«Это – один из способов кое-что выведать»,- рассмеялась одна из девушек.
«И гораздо более того, - сказала Эжени. - Я была удивлена тем, сколько конфиденциальной информации они готовы выболтать. Президент «Мато Гроссо Эксплорейшнз» выдал секрет о том, что его компания открыла крупнейшее в Бразилии за все времена месторождение олова, и этот факт он хранит в тайне уже месяц или два, чтобы иметь возможность манипулировать фьючерсным рынком. Я рассказала это своему боссу, и он наверняка заработает на этом миллионы».
«Надеюсь, он вознаградил тебя», - сказала Эльке.
«Он был очень щедр, - ответила Эжени, указав пальцем на огромную алмазную подвеску на платиновой цепочке, висевшую на её шее, - и я получила немалый пай в его компании в обмен на молчание».
Соланж Перойе, девушка, работавшая личной помощницей пароходного магната в Афинах, в Греции, влюбилась в своего нанимателя, несмотря на то, что он был старше её чуть ли не на тридцать лет, да к тому же ещё женат. - «Он берёт развод, - уверяла она остальных женщин, - и лучше бы развод состоялся поскорее, потому что месяцев через пять я собираюсь родить ему ребёнка».
Пока остальные девушки окружили Соланж, Эльке извинилась и вышла в туалет. Её настроение претерпело резкую перемену от нарочитой весёлости к нервозности, из-за которой ей с трудом удавалось усидеть на месте, и Джанна подумала, не заболела ли она. Но, только она собралась пойти следом за ней и спросить об этом, как немка вернулась за стол, снова находясь в весёлом расположении духа.
По мере того, как вечер продолжался, и другие девушки описывали свой опыт личных помощниц у богатейших и могущественнейших людей, Джанна поняла, что они занимались сбором по крупицам информации, которая, попади она в нужные руки, оказалась бы бесценной. Информация Эжени Шиль об открытии олова в Бразилии была мечтой крупного дельца; откровения Соланж Перойе о том, как её греческий судовладелец планировал финансирование строительства новейшего флота, были для его конкурентов на вес золота; даже открытие Эльке Крюгер, в которое её посвятил глава крупной киностудии, что большая часть задворок «XX Century Fox» будет превращена в комплекс деловых зданий и кондоминиумов, который получит название Century City , было информацией, могущей обогатить торговца недвижимостью.
Болтовня продолжилась далеко за полночь, когда, одна за другой, гостьи стали удаляться, пока за столом снова не остались лишь Джанна и Эльке.
«Как насчёт стаканчика на ночь где-нибудь ещё?» - спросила Эльке.
«Я очень устала», - сказала Джанна.
«О, ну, давай же, мы можем зайти в тот бар на Монмартре, где мы напились в ночь перед твоим отлётом в Сингапур», - настаивала немка.
Джанна почувствовала, что её подруге позарез нужна кампания. - «Ладно, но только по одному коньяку, и всё».
Перед уходом Эльке снова извинилась и направилась в туалет. Это был её пятый или шестой визит туда за вечер. Джанна удивилась, но решила, что у той, должно быть, расстройство желудка. Поняв, что больше не может оттягивать момент, которого она так боялась, Джанна подозвала метрдотеля и попросила принести счёт.
«Но он уже оплачен, - сказал метрдотель. - Мадемуазель Крюгер позаботилась об этом ещё днём».
Джанна подавила вздох облегчения. Провести встречу – это была её идея, и, когда она год тому назад пьяно приглашала всех, она к тому же заявила, что оплатит счёт. Весь вечер она думала, насколько большим он окажется, и примут ли в «Maxim’s» чек, который она намеревалась выписать, и хватит ли для его обеспечения её скудных сбережений на счету в «BNP Paribas» .
Когда Эльке не вернулась и через двадцать минут, Джанна почувствовала, что что-то не так, и пошла искать её. Она открыла дверь туалета и услышала громкую тираду на смеси французского и немецкого: Эльке вела жаркий спор с уборщицей.
«Эта сука пыталась украсть деньги из моей сумочки», - воскликнула Эльке.
«Врунья!» - сердито ответила ей плотная седая женщина.
Они обе затараторили на немецком, и Джанна слышала, как обе часто произносили слово «Juden». В какой-то миг показалось, что Эльке готова была ударить женщину, но сдержалась, а уборщица вдруг залилась слезами и закрыла лицо ладонями.
«Пошли отсюда!» - заявила Эльке.
Она схватила сумочку, стоявшую открытой возле одного из умывальников, но взялась лишь за одну ручку. Содержимое сумочки вывалилось на пол. Маленькая стеклянная ампула с белым порошком разбилась, взметнув облачко пыли.
«Вот дерьмо!» - воскликнула Эльке, опустившись на колени и попытавшись собрать кокаин пальцами, но отказалась от этого занятия, когда осколок стекла воткнулся в кожу. Взяв кошелёк, но оставив остальные предметы на полу, она зашагала прочь.
«Что там случилось?» - спросила Джанна, когда они вышли из ресторана.
Ничего не ответив, Эльке остановила такси, велела шофёру отвезти их в кафе «Picone» на Монмартре и погрузилась в угрюмое молчание. Лицо её сделалось пепельно-серым, и она беспрерывно сжимала и разжимала кулаки. Лишь когда они уселись за столик в замызганном баре и им подали напитки, Эльке ответила, и даже тогда её тело оставалось напряжённым, будто стальная пружина.
«Ничего, забудь», - сказала она.
«Ты вела себя ужасно по отношению к той бедняге…»
«Она ещё не то заслужила».
«Но это так не похоже на тебя…»
«Не похоже на меня? Да что ты, чёрт побери, знаешь обо мне?» - резко спросила немка.
В глазах Эльке была та же дикость, какую Джанна впервые увидела на вечеринке у графа Годзини.
«Думаю, мне пора отвезти тебя в твой отель», - сказала Джанна.
«Не надо меня опекать, - сердито ответила Эльке.- Я натерпелась этого от Джо».
«Джо? Джо Доусона?»
«Значит, ты кое-чего не знаешь. - Она допила свой коньяк и заказала ещё бокал. - Я встретилась с ним, когда была в Лос-Анджелесе. Он был в юридической школе при Калифорнийском университете. Мы снова сошлись. Я выдохлась за месяц непрерывных вечеринок в Акапулько, а он хотел жениться на мне…»
«И ты вышла за него?»
Эльке кивнула. - «Я думала, это может пойти мне на пользу. Он бросил юридическую школу, потому что был слишком гордый, чтобы позволить мне помогать ему. Он поступил в лос-анджелесский департамент полиции. Можешь представить себе, как у меня получалось прожить на зарплату полицейского».
«И сколько времени это продолжалось?»
«Месяца три. Он постоянно указывал мне, как мне следует прожить свою жизнь, а я устала слышать об этом. Продюсер, на которого я работала в этом году до замужества, брался за новый фильм на Карибах, и он хотел, чтобы я поехала с ним».
«И как это воспринял Джо?»
Эльке пожала плечами. - «После моего отъезда я так и не видела его».
«Вы разведены?»
«Может быть, он уже оформил развод. Я не знаю…»
Она долго оставалась неподвижной, уставившись на свой коньяк, словно ища ответ в его янтарной глубине. Вдруг её плечи сгорбились, и она начала плакать.
«Пошли, тебе пора отдохнуть», - сказала Джанна, взяв подругу за руку.
Та позволила вывести себя из бара, но, когда Джанна остановила такси, она покачала головой. - «Моя мать здесь, в Париже, проездом из Буэнос-Айреса. Она остановилась со мной в «George V». Я не хочу возвращаться туда, не сейчас…»
Дождь всё ещё шёл, но Эльке, казалось, не замечала его, она двинулась по мощённой булыжником улице, крепко сжав в руке бутылку, которую она вынесла из бара, и коньяком она пыталась запить три или четыре разноцветных таблетки. Когда Джанна догнала её, обе промокли до нитки, но молча продолжали идти, пока не добрались до набережной Сены.
«Всё, что пошло не так, - то, что я не нахожу себе места, что ничего не хочу делать со своей жизнью, то, что не удался мой брак с Джо Доусоном, - всё это из-за лжи, в которой меня растили».
«Лжи?»
«Ты не поймёшь».
Почувствовав, что её подруга вот-вот рухнет на землю, Джанна махнула рукой проезжавшему мимо такси и помогла Эльке сесть в него. Немка плюхнулась, уронив голову на грудь, и, пока водитель вёл машину по извилистым улицам к отелю «George V», голова её моталась из стороны в сторону. Она, по-видимому, находилась в полубессознательном состоянии, и, когда Джанна помогла ей выбраться из такси, её вырвало в канавку для стока дождевой воды. Швейцар, узнав Эльке, помог Джанне довести её до номера.
«Скажите врачу отеля, что это срочно, - дала указание швейцару Джанна, - и пусть кто-нибудь сообщит миссис Крюгер, что она нужна своей дочери».
Когда они остались одни, Джанна раздела Эльке и уложила в постель. Она дрожала такой сильной неуправляемой дрожью, что вместо того, чтобы самой вытереться досуха полотенцем, Джанна держала её в своих объятиях, пока не прибыл гостиничный врач.
«Что случилось?» - спросил пухлый, краснощёкий мужчина, доставая стетоскоп и слушая, как бьётся сердце Эльке.
Джанна рассказала о том, что случилось в течение вечера, и, полагая, что врачу следует знать об этом, чтобы поставить точный диагноз, упомянула о том, что её подруга принимала какие-то таблетки и нанюхалась кокаина.
«Вы ошибаетесь, мадемуазель, - сказал чей-то резкий голос за спиной Джанны. - Моя дочь не употребляет наркотиков».
Джанна обернулась и увидела высокую привлекательную блондинку в шёлковом халате.
«Она очень больна, мадам, - озабоченно сказал врач. - С вашего позволения, я вызову скорую помощь и немедленно отправлю её в больницу…»
«Только в частную клинику, - возразила миссис Крюгер, похлопав по руке дочери. - И позвоните доктору Френею. Ему известно, чем больна Эльке, и он знает, что нужно делать». Когда врач торопливо вышел из номера, она повернулась к Джанне и сказала: «Я ценю вашу помощь, мадемуазель, но моя дочь находится в хороших руках, так что будет лучше, пожалуй, если вы уйдёте и оставите нас одних».
Поняв, что её присутствие здесь нежеланно, Джанна бросила последний взгляд на Эльке, но глаза её подруги застыли, и она не узнавала Джанну.

Джанна очнулась от воспоминаний, когда поезд, предварительно свистнув, въехал в тоннель. Через несколько мгновений после того, как он снова выехал на свет, дверь купе отворилась, и в неё просунул голову проводник. - «Ипсвич будет минут через десять, - объявил он. - Я посмотрел расписание, там есть местный поезд, который доставит вас в Вестон к четырём двадцати».
Как и говорил проводник, местный поезд от Ипсвича прибыл в Вестон ровно в четыре двадцать. Шофёр уже поджидал Джанну. Узнать её не составило для него труда, потому что она оказалась единственной пассажиркой, сошедшей с поезда, и шофёр положил её чемодан в багажник изящного, но немного старомодного «Бентли» со сноровкой, указывавшей на то, что в прошлом он был, похоже, военным.
«Это может вам пригодиться, мэм, - сказал он, предлагая Джанне меховой плед. - В это время года здесь становится прохладно, а обогреватель работает не так хорошо».
Джанна позволила ему укутать пледом её ноги, но, едва он уселся за руль, она выбралась из-под его тяжести. И без усыплявшего тепла пледа она с трудом боролась со сном, и теперь, чтобы оставаться бодрствующей, она стала смотреть на местность, через которую они проезжали, намеренно заставляя себя видеть её как бы глазами подраставшей Джанет.
Вестон относился к тем живописным деревням, что часто изображаются на почтовых открытках, красочно расписывавших своеобразие сельской жизни в Англии: норманнская церковь в окружении замшелых надгробных камней на кладбище, заросшем полевыми цветами; две пивных с облупившимися из-за непогоды вывесками; крытые соломой домики, окружённые заботливо ухоженными кустами роз; и несколько лавок, на витринах которых были выставлены самые разные товары, от бакалеи до той вышедшей из моды одежды, которую согласятся надеть только влюблённые в сельскую жизнь. Древняя, мирная, не ведавшая, что такое время, она излучала ауру жизненного благополучия и была последним местом на земле, о котором могла бы подумать Джанна как о колыбели женщины с таким сильным чувством социальной справедливости, какой была Джанет Тейлор.
Джанна могла бы с лёгкостью отправить немногие личные вещи Джанет её родителям по почте, но решила доставить их лично, потому что ей хотелось узнать как можно больше о прошлом англичанки.
Её тело качнулось, когда «Бентли» свернул в узорчатые кованые ворота и поехал по длинной подъездной дороге к массивному особняку серого камня, сооружённому среди бесконечных лугов. Джанна узнала этот дом по фотографии в серебряной рамке, которую она видела у Джанет, и испытала странное чувство, оказавшись лицом к лицу с реальностью, которая до сей поры была лишь образом на выцветшем снимке.
Она почти верила, что увидит ожидавшую её перед домом Джанет, но вместо неё обнаружила на ступенях пожилую чету, в которой она узнала по фотографии родителей Джанет. Мистер Тейлор был высокий, с покатыми плечами, с тонкими чертами лица и пепельно-седыми волосами, а его жена, Адель, была невзрачной, хрупкой, невысокой женщиной с безупречной кожей. Чета тепло поздоровалась с ней, но взобраться по широкой, витой лестнице, чтобы показать Джанне приготовленную для неё комнату, вызвалась миссис Тейлор.
«Это была комната Джанет, - сказала она. - В последний раз она пользовалась ей, когда вернулась из лагеря для интернированных в Испании. Для неё это было трудное время. Она как будто не находила себе места. Я часто слышала по ночам, как она расхаживала по комнате, словно оказавшийся в неволе зверь. Это очень беспокоило меня».
Джанна открыла чемодан, который один из лакеев принёс наверх, и вынула из него фотографию в серебряной рамке. - «Ваша дочь хранила её у себя, где бы она ни жила, - сказала она. - Я знаю, она бы хотела, чтобы я вернула её вам».
Пожилая женщина долго разглядывала снимок, потом прижала его к груди. - «Ты выглядишь усталой, моя дорогая, - сказала она. - Почему бы тебе не поспать? Я прослежу, чтобы тебя разбудили к обеду заблаговременно».
Оставшись одна, Джанна разобрала вещи, а потом улеглась на кровать о четырёх столбиках с натянутым над ней пологом. Комната была удобная, с лепным потолком, стенами, отделанными дубовыми панелями, и большим камином, но о том, что она когда-то принадлежала Джанет, свидетельствовали лишь две фотографии: на одной она сидела верхом на лошади, на другой – была в академической шапочке и мантии. И вновь Джанна попыталась понять, что же в воспитании Джанет послужило толчком к тому, что она отказалась от этой уютной жизни, но заснула, не успев прийти к какому-то выводу.
Горничная разбудила её так, чтобы она успела принять ванну и одеться к обеду. Когда она спустилась вниз, мистер и миссис Тейлор ждали её в большой гостиной, а дворецкий подавал коктейли.
«Что вы будете?» - спросил мистер Тейлор.
«Водка с тоником мне бы подошла», - ответила Джанна.
Когда дворецкий приготовил напиток, мистер Тейлор протянул его ей, и все трое уселись возле огромного камина, разговаривая обо всём, кроме Джанет.
«Мы пригласили гостей на уикенд, - сказал мистер Тейлор. - Просто нескольких старых друзей да деловых партнёров. Надеюсь, вы не будете возражать. Мы договорились об этом ещё до вашего звонка из Парижа и подумали, что вам, возможно, это понравится. Вы ездите верхом?»
«Не очень хорошо».
«Значит, нам придётся подобрать для вас смирную лошадку, чтобы вы смогли принять участие в нашей охоте».
Беседа ни о чём продолжалась и на протяжении всего обеда, который был подан во внушительных размеров столовой, обставленной стульями эпохи Людовика XVI, с зелёными портьерами из дамаста , и с зеркалами на стенах, отражавшими десятки изделий из хрусталя, расставленных на стеллажах чёрного дерева. Сокровища были всюду: со стен цвета зелёной листвы загадочным египетским изваяниям улыбались портреты кисти Гейнсборо ; серебряные пепельницы отбрасывали искорки на бронзовый с хрустальными подвесками канделябр в стиле ампир; а персидские ковры приглушённых тонов служили прекрасным фоном. Прямоугольный стол, за которым они ели, был настолько велик, что за него можно было усадить, по меньшей мере, тридцать гостей, и они втроём занимали лишь самый край его, где ирландские льняные салфетки, уотерфордский хрусталь и посуда из чистого серебра сияли в дрожавшем свете свечей в золотых подсвечниках.
Застольной беседой управлял Генри Тейлор, учтивый человек, показавший живой ум и изрядное обаяние, когда он расспрашивал Джанну о том, как она воспитывалась в Нью-Йорке, обсуждал преимущества сельской жизни по сравнению с городской, и весьма забавно описывал свои обязанности хозяина здешней охоты. Хотя ему было около семидесяти или даже больше, он проявлял остроумие и поразительную память в мелочах, и поэтому Джанна легко поняла, как он сумел превратить унаследованное им состояние в одно из богатейших в Англии. Но он ни разу не упомянул о своей дочери, а когда его жена вскользь коснулась этой темы, поведав о портрете, который написал с Джанет Грэм Сазерленд , когда она закончила Оксфорд, он ловко перевёл разговор на рассуждения о современном искусстве вообще.
Почти в полночь Джанна удалилась, наконец, в свою комнату. Она была уже в постели и собиралась выключить свет, когда в дверь постучали, и в комнату вошла миссис Тейлор, неся перекинутый через руку костюм для верховой езды.
«Я подумала, тебе захочется получить это уже сейчас, - сказала она, вешая на спинку стула чёрную куртку и твиловые брюки для верховой езды. - Они были сшиты для Джанет, когда она была примерно в твоём возрасте, так что должны быть тебе впору. Я велела дворецкому оставить возле твоей двери сапоги на выбор».
«Спасибо вам за заботу», - сказала Джанна.
«Начало охоты назначено на девять тридцать, но она никогда не начинается вовремя, так что не страшно, если ты немного опоздаешь».
«А Джанет охотилась верхом?» - спросила Джанна.
Её собеседница покачала головой. - «Она любила лошадей, но испытывала отвращение ко всякого рода кровавым забавам. Это было тем, что отец так и не понял в ней. Одной из многих вещей, которые он не понимал…»- Её голос дрогнул. - «Ты должна простить его за то, что он так явно избегал разговоров о ней за обедом. Ему трудно было понять образ жизни, который она выбрала, и ещё труднее смириться с тем, как она погибла».
«Почему же тогда он так настаивал, чтобы я приехала?»
«Это была больше моя идея, чем его. Мне просто невыносимо было оставаться в неведении. Сингапурская полиция только сообщила нам, что Джанет была убита».
«А Джанет не поддерживала с вами связь?»
«Мы не слышали о ней с тех пор, как она уехала в Малайю, - тихо ответила женщина. - Я много раз пыталась связаться с ней, но она никогда не отвечала на мои письма. Я даже не знаю, получала ли их она, особенно во время Чрезвычайщины…» Она смолкла, и Джанна увидела муку на её лице.
«Я с радостью расскажу вам всё, что я знаю», - сказала она.
«Я буду так благодарна», - тихо сказала миссис Тейлор.
Когда Джанна закончила описывать, как она познакомилась с Джанет и какие события произошли впоследствии, было уже поздно. Миссис Тейлор осталась сидеть на краю кровати, внимательно слушала, а когда услышала, что её дочь завещала свою недвижимость Джанне, одобрительно кивнула. «Когда Джанет вернулась из лагеря для интернированных, она рассказала мне о тебе. Она говорила о тебе так, будто ты была её собственным ребёнком», - сказала она.
«Значит, вы знаете о моей настоящей матери?»
Женщина кивнула. - «Джанет рассказала мне, как она умерла в горной деревушке».
«А они ничего не говорила вам о том, кто мой отец?»
«Она сказала мне, что это – тайна, которую твоя мать так и не открыла».
Джанна постаралась скрыть своё разочарование, но оно, должно быть, проявилось, потому что миссис Тейлор обняла её. - «У тебя вся жизнь впереди. Тебе надо научиться смотреть вперёд, а не назад».
Она ещё миг подержала Джанну в объятиях, потом прошла к двери и тихо закрыла её за собой. Джанна выключила свет и лежала в темноте, прислушиваясь к ночным звукам окружавшего её сельского мира и думая о словах женщины. Возможно, пришло время перестать беспокоиться о своём прошлом и начать творить собственную личность. Именно так поступила Джанет; путь, по которому она пошла, был извилистым и, быть может, привёл её не туда, куда она планировала прийти, но обретённый ею уровень самосознания наверняка сделал это предприятие стоящим.
Горничная, розовощёкая девушка, разбудила Джанну в восемь и подала ей чашку крепкого чая, но, когда Джанна оделась в костюм для верховой езды, принадлежавший когда-то Джанет, натянула сапоги, выбранные из полудюжины пар, оставленных возле её комнаты, и спустилась вниз, было гораздо больше времени, чем девять тридцать.
Она услышала лай собак задолго до того, как вышла в мощённый булыжником двор, где собралась охота. Двадцать пять или тридцать всадников, мужчин и женщин, обрядившихся в красные охотничьи камзолы или чёрные костюмы для верховой езды, гарцевали на великолепных лошадях на бодрящем утреннем воздухе.
«Ну, вот и вы!» - окликнул её добродушный голос. Джанна увидела Генри Тейлора, выделявшегося своей алой курткой, белыми бриджами и коричневыми сапогами и улыбавшегося ей с серого жеребца.
«Я попросил конюхов прислать вам Лайзу Флит, - сказал он. - Это – надёжная лошадь. У вас не будет с ней хлопот. Если движение будет слишком стремительным, просто отделяйтесь от группы и поезжайте своим шагом. Многие парни весьма азартны, и преследование может превратиться в настоящую свалку, так что не думайте, что вам обязательно нужно будет держаться рядом с ними».
Он поднёс рукоятку плети к козырьку кепи и рысцой поскакал туда, где охотники готовили свору гончих. Через несколько секунд появился конюх, который привёл красивую кобылу гнедой масти, блестевшую в бледных лучах утреннего солнца. Он сложил ладони лодочкой и встал на колени, чтобы помочь Джанне сесть на лошадь. Она впервые уселась в английское седло, и ощущение было не очень-то приятным. Она научилась верховой езде в сельской местности штата Нью-Йорк, где все пользовались западными сёдлами, которые были гораздо больше того, в котором сидела сейчас она, а отсутствие луки вызывало у неё опасение, что она будет всё время съезжать вперёд. Но она была полна решимости не отступать, и, когда Генри Тейлор протрубил в рог и охота с громким цокотом проскакала через ворота в дальнем конце двора, она поехала вместе с ней.
У неё захватило дух, словно она оказалась в море весело подпрыгивавших поплавков, увлекаемых течением, которое вынесло её из лугов, окружавших дом, через дубраву с такой густой листвой, что солнце просвечивало сквозь неё лишь отдельными пятнами, к возвышенности, где рельеф сделался более неровным. По мере того, как охота набирала скорость, Джанна начинала отставать, и, когда основная группа всадников скрылась за вершиной холма, её лошадь перешла на шаг. Джанна не стала пытаться догнать их: присутствие на убийстве вовсе не возбуждало её.
Когда кобыла остановилась на высокой гряде, Джанна ослабила поводья, чтобы она попаслась, и довольствовалась наблюдением издали за тем, как скачут вперёд другие. Они мчались по открытой местности галопом, перемахивая через ворота и каменные стены, перескакивали через быстрые ручьи, постоянно соперничая друг с другом в стремлении возглавить охоту. Их хорошо было слышно в звонком утреннем воздухе: цокот копыт, лай собак и тонкое завывание охотничьего рога.
Неожиданно менее, чем в трёх ярдах от неё, из куста утёсника поднялся и взлетел, хлопая крыльями, фазан. Лошадь попятилась, и лишь благодаря быстрой реакции Джанне удалось удержаться в седле, но, пока она старалась сохранить равновесие, лошадь понесла, вырвав поводья из её рук. Вцепившись в гриву, Джанна держалась за неё, а испуганное животное понеслось вниз по крутому склону, скользя по каменистой осыпи, а потом пустилось галопом по неровной земле к узкому потоку, за которым поднималась живая изгородь из спутавшихся кустов терновника, поверх которых была натянута ржавая колючая проволока. Седло начало съезжать; Джанна догадалась, что лопнула подпруга. Чувствуя, как напряглась холка кобылы, она поняла, что животное готовится к прыжку через ограду, и, не желая подвергать себя риску свалиться в прыжке и упасть на ржавую колючую проволоку, она за долю секунды до прыжка лошади упала с неё сама.
Она тяжело ударилась о землю и, перекувырнувшись, оказалась в неглубоком ручье. Ледяная вода кружилась вокруг её тела. Ещё оглушённая падением, она почувствовала, как её поднимают, и услышала, как смутно знакомый голос сказал: «Здесь ты не найдёшь лису!»
Джанна открыла глаза и увидела лицо Дерека Саутворта, который бережно уложил её на травянистый берег и расстегнул ворот её костюма для верховой езды.
«Я видел, что произошло, - сказал он. - Тебе чертовски повезло, что ты упала в последний момент».
«Я сама соскочила с неё».
«Если ты предпочитаешь, чтобы я рассказывал об этом так…»
«Мне нет дела до того, что ты скажешь!» - Злость привела Джанну в чувство, и она через силу села.
«Хочешь вернуться назад верхом?» - с усмешкой спросил он.
Она увидела пасшуюся неподалёку его лошадь и поняла, что её лошадь, вероятно, давно убежала. До дома Тейлоров было по меньшей мере три мили, а в её состоянии преодолеть это расстояние пешком было невозможно. - «У меня не очень большой выбор, да?» - спросила она.
«Ты всегда можешь подождать, когда мимо пройдёт какой-нибудь другой самаритянин ».
Джанна, кое-как вставшая на ноги, вдруг бросилась к его лошади, вскочила на неё и ударила её каблуками по бокам. Животное понеслось галопом, и, когда она обернулась через плечо, Дерек Саутворт едва был виден возле ручья.
Снова она увидела его под вечер. Охота совершила своё убийство и вернулась к щедрому столу, установленному во дворе. Пока слуги разносили шампанское, гости набросились на жаркое из говядины, омаров и икру. Джанна, сменившая костюм для верховой езды на брюки и шёлковую блузку, жевала веточку сельдерея, когда к ней подошёл Саутворт, забрызганный грязью.
«Что, чёрт побери, за глупую игру…»
«Это не игра, - холодно прервала его Джанна. - Просто старая обида, которую я хотела унять».
«Обида?»
«На то, что ты не сказал мне, что знал, что Джанет Тейлор была убита».
«Я не знал».
«Капитан Олдхем сказал мне, что он допрашивал тебя перед тем, как я подсадила тебя в машину у отеля «Кокпит».
«Допрашивал, - признал Саутворт. - Но так и не сказал, почему. Впервые я узнал о смерти Джанет Тейлор, когда прочитал о ней в «Стрэйтс Таймс» во время полёта в Лондон».
«Кажется очень странным, что ты даже не упомянул о том, что тебя допрашивал капитан Олдхем», - не унималась Джанна.
«А с какой стати? - спросил Саутворт. - Люди вроде Джи Кея не становятся мультимиллионерами, не обходя законы. Меня не в первый раз допрашивает полиция из-за человека, с которым я вёл бизнес. Кроме того, - добавил он, - в то время, что мы провели вместе, мои мысли были далеки от этого. Тот уикенд значил для меня очень многое. Я думал об этом с тех пор, как вернулся из Сингапура. Ради чего, по-твоему, я здесь?»
«Ради охоты, как и все остальные».
«Только потому, что знал, что здесь будешь ты».
«И кто же тебе сказал?»
«Генри Тейлор. Мы – партнёры по бизнесу. Он приглашал меня на уикенд, но я не соглашался, пока он не сказал мне, кто будет здесь, и упомянул твоё имя. Я терпеть не могу охоту».
«Хоть это у нас общее».
«У нас гораздо больше общего».
Злость Джанны стала таять. - «Сколько времени ты здесь пробудешь?» - спросила она.
«Столько, сколько потребуется, чтобы принять душ и переодеться. Я только заехал и должен вернуться в Лондон сегодня вечером. А ты?»
«Только уикенд», - сказала она.
«А потом куда?»
«Сначала в Париж, потом, наверное, в Нью-Йорк».
«Почему бы тебе не прервать поездку, когда будешь проезжать через Лондон, и не пообедать со мной?»
«Я не…»
«В понедельник в восемь вечера в гриль-баре «Claridge"s»?»
«Это не так просто…»
«Постарайся. Терпеть не могу есть один». - Он легко поцеловал её в губы и зашагал к дому, оставив Джанну в смятении.
После того, что ей сообщил капитан Олдхем, она была убеждена, что Саутворт обманул её, но сейчас она не знала, что думать. На вид его объяснение звучало достаточно разумным, и он явно приложил усилия, чтобы встретиться с ней снова, и всё же ей было неспокойно.
«Слышал, у вас была неприятность, когда вас сбросила лошадь», - сказал Генри Тейлор, подходя к ней и неся бокал шампанского.
«Фазан вспугнул лошадь, и она понесла, - сказала Джанна. - Это была моя вина. Я выпустила поводья».
«Странно, - заметил хозяин. - Лайза Флит обычно такое послушное создание. Досталось вам?»
«Всего несколько синяков».
«Ну, что ж, выпейте, - сказал он, протягивая ей шампанское. - Ничто так не вылечит вашу хворь, как капля шипучки».
Он зашагал прочь, чтобы поговорить с другими гостями, а Джанна направилась в конюшню, чтобы посмотреть, в каком состоянии лошадь, на которой она ездила. Булыжная площадка напоминала потревоженный улей: конюхи скребли коней щётками перед погрузкой их в трейлеры, и ей потребовалось десять или пятнадцать минут, чтобы найти стойло, в которое поставили Лайзу Флит. Животное поливал из шланга конюх.
«Как она?» - спросила Джанна.
«Неплохо, учитывая, каково ей пришлось, мэм, - ответил конюх, поправляя кепи. - Понесла, знаете ли, да».
«Я знаю, это я ехала на ней. Фазан неожиданно взлетел из своего укрытия…»
«Ага, тогда понятно. Она задела за колючую проволоку, судя по царапинам на брюхе».
«Я не могла остановить её, - сказала Джанна. - Подпруга ослабла, и седло начало съезжать. Я смогла лишь соскочить с неё до того, как она прыгнула».
«Удачно вы сделали, мисс. Останьтесь вы на ней, худо бы вам пришлось». - Конюх положил на землю шланг и подошёл к стойке в задней части стойла, куда было убрано седло. - «Поглядите-ка сюда, - сказал он, взявшись за подпругу. - Кто-то перерезал её наполовину».
«Человек, который привёл мне лошадь, наверное, проверял подпругу, когда седлал её».
«Так-то оно так, мэм, но в дни охоты тут творится такая суета, да ещё ребята привезли своих конюхов, да всё такое. Понятное дело, - добавил он, скребя седую щетину на подбородке, - кто-то мог порезать подпругу и после того, как он оседлал её. Но кто бы это ни сделал, он не собирался просто напакостить вам, мисс. Если бы вы были верхом на старушке Лайзе, когда она прыгала через колючую проволоку, вам повезло бы, если бы вы не убились насмерть».