Первышин Николай Алексеевич, командир сводного батальона 269-го пехотного (второочередного) Новоржевского полка, стал одним из первых «героев Сморгони», названных так в российских газетах того времени. Во главе сводного батальона в сентябре 1915 года он ворвался в г. Сморгонь, при поддержке других подразделений выбив оттуда вражеский кавалерийский батальон.

Сентябрь 1915-го… Войска 10-й русской армии Западного фронта отступали. К ним в тыл, к Сморгони, уже прорвалась немецкая кавалерия, которая перерезала железную и автомобильную дороги и ожидала свою пехоту, чтобы замкнуть кольцо окружения.
Линия фронта осталась уже далеко позади. Полки 68-й пехотной русской дивизии двигались прямо на восток. Никто не знал, куда и зачем они идут. Молодежь острила, говоря, что «идем в Москву на пополнение». Возможность близкой встречи с противником как-то отошла в сторону, о фронтовых днях вспоминали…
Но вот 18-го сентября высланные вперед квартирьеры, казаки-оренбуржцы возвратились на взмыленных конях и сообщили, что встретились с германскими кавалеристами.
Новоржевский полк в тот день шел в голове колонны дивизии и роты 1-го батальона подпоручика Николая Первышина немедленно рассыпались в цепь, завязалась скорая перестрелка, а затем и мелкие стычки. Дивизия теснила немецкую конницу, выбивая ее из деревень и местечек, захватывая небольшие партии пленных.

Оставив Солы, немцы отошли к Сморгони и заняли там оборону, намереваясь удержать город до подхода своей пехоты.
19-го сентября вечером 1-й батальон расположился на ночлег в селе Кушляны, километрах в десяти от Сморгони.
Была полночь, когда дверь в доме с шумом растворилась и старший полковой ординарец, звякнув шпорами и щелкнув каблуками, зычным и хриплым голосом прокричал: «Их Высокоблагородие, командира батальона к командиру полка».
Первышин быстро оделся и, наступая на ноги спящих на полу солдат, пристегивая снаряжение, вышел во двор, где его уже ждал ординарец, держа под уздцы коня. Ночь была хотя и звездная, но темная и туманная. Вскочив на своего «Мальчика» подпоручик поскакал в штаб полка.
В большой комнате, освещенной вставленными в бутылки огарками, за столом, накрытым большой картой, сидел командир полка генерал-майор Б.П. Филимонов с офицерами штаба.
Как только Первышин занял указанное ему место, генерал, глядя на карту, холодно, чеканя каждое слово проговорил: «Начальник дивизии приказал завтра на рассвете атаковать и взять любой ценой Сморгонь. Успех этой операции даст возможность частям нашей 10-й армии и Гвардейскому корпусу, оставившим Вильно, выйти из тяжелого положения».
Затем он немного помолчал, поднял голову и в упор посмотрел на сидящего напротив подпоручика: «- На эту боевую задачу назначаю Вас с вашим батальоном, о чем я уже донес начальнику дивизии. Он одобрил мой выбор и ждет от Вас подвига и боевых успехов»
Наступила тишина. Первышин встал, поблагодарил за лестное мнение о нем, пообещал в предстоящем бою оправдать доверие командования и в заключение сказал: «Завтра Сморгонь будет взята».
Генерал поднялся и крепко пожал подпоручику руку: «-Этот приказ есть личное желание начальника дивизии генерала Апрелева»


Немного задержавшись и получив дополнительные разъяснения от полкового адъютанта, подпоручик отправился к своему батальону, чтобы дать последние инструкции для предстоящей уже сегодня атаки Сморгони.
Командиры рот и фельдфебели быстро собрались по вызову.
Первышин был старшим по званию и самым опытным среди офицеров батальона. Разъяснив боевую обстановку, он ознакомил всех с задачей атаки, сделал несколько хозяйственных распоряжений и приказал ротам собраться на пустыре за деревней к 4 часам утра. Спать уже никому не пришлось, а с улицы совсем скоро стали доноситься команды.
Все собрались вовремя, командир поздоровался с каждой ротой отдельно, подбодрил солдат перед предстоящим боем и скомандовал: «- Батальон, справа по-ротно, с Богом, шагом марш!» Раздался мерный топот солдатских сапог и роты стали выходить на главную дорогу, ведущую к Сморгони.
Проехав немного, Первышин оглянулся назад. За ним, побрякивая котелками и снаряжением, вымешивая грязь и обходя лужи, тянулась колыхающаяся масса людей. За ними уже дымились походные кухни, выбрасывая из труб искры, далеко относимые ветром.
Трепетное волнение охватило подпоручика и он задумался о том, что ему вручена судьба этих почти незнакомых людей. Кто они, эти люди всевозможных профессий и всех слоев общества? Откуда они, с каких концов необъятной страны? Что заставило их оставить жен, детей, родителей и придти сюда жертвовать собой?
Священный долг перед нашей общей Матерью-Родиной.
И сегодня они обязаны выполнить его до конца. И он, 24-х летний командир ударного батальона, и они, многим из которых он годится в сыновья и за жизнь которых отвечает перед Богом и совестью…
Пройдя еще километра три, батальон остановился на привал в небольшой деревушке. С ее окраины, у кладбища, открывался хороший обзор на впереди лежащую местность. Совсем недалеко была видна железная дорога Сморгонь-Молодечно. На нее и было необходимо выйти к 7 часам утра и развернуться для атаки.
За время привала к батальону подтянулась полковая пулеметная команда, подъехал командир полка со штабом. Генерал уточнил место и направление удара, при этом предоставил полную свободу дальнейших действий.
Офицеры батальона попрощались со всеми офицерами штаба. Командир полка по-родительски благословил и поцеловал Первышина на прощание…
Батальон стал перестраиваться для атаки. Под прикрытием тумана роты вытягиваясь в одну цепь, благополучно дошли до полотна железной дороги, где и залегли, заняв исходное положение.

Впереди виднелось шоссе от Сморгони в сторону Молодечно. По обеим его сторонам шли глубокие канавы. В них можно было скрыть людей, сильно сократив потери.
Приказание тут же передали по цепи и командир батальона поднялся в полный рост: «- Батальон, за мной, вперед!»
Солдаты дружно, как один, перемахнули через железнодорожное полотно и стали наступать на шоссе. На правом фланге шла 3-я рота прапорщика Савицкого, в центре — 2-я прапорщика Федуленко, на левом фланге — 1-я прапорщика Денисова.
Немецкие наблюдатели увидели атакующих и в воздухе разорвалась германская шрапнель. Роты прибавили шагу, а затем бегом вышли из-под огня и залегли в придорожной канаве. Завязалась ружейная перестрелка. Немецкая пехота, занимавшая позицию у дороги, в беспорядке бросилась к деревне Клиденяты, которая виднелась у леса.
Один взгляд на карту давал представление о всей важности этой деревни для атаки Сморгони. Немцы могли от Клиденят вести по батальону фланговый огонь. Было ясно, что начинать движение на Сморгонь невозможно. Что оставалось делать? «- Правофланговой роте прапорщика Савицкого выбить противника из деревни!»
Немцы встретили атаку 3-й роты пулеметным огнем и она залегла. Надо было вызывать артиллерию и пулеметы, но как на зло у телефонистов не хватило провода дотянуть линию до канавы. Телефонная трубка осталась в поле, в ста шагах от шоссе. Туда под огнем пробрался батальонный адъютант прапорщик Лебедев и попросил командира полка о помощи огнем. Тот ответил, что Сибирская батарея уже встала на позицию и через несколько минут откроет огонь по Клиденятам.
Не успело это сообщение дойти до рот, как вдалеке загремели тяжелые орудия и стали нарастать звуки приближающихся снарядов. Они разорвались позади канавы, забросав солдат батальона землей и камнями. В трубку:
«Недолет! Артиллерия бьет по своим…по своим…»
В ответ — спокойный и уверенный бас: «Вижу. Следите за второй очередью и корректируйте…»
Вновь загремели орудия. Все прижались к земле. Тянулись томительные мгновения. Но вот тяжелые снаряды низко, как показалось прямо над головой, пролетели и через несколько секунд разорвались прямо в деревне. Немцы стали выскакивать из-за домов и бросились бежать к лесу. Солдаты батальона открыли по ним огонь. К этому времени телефонисты уже подтянули трубку командиру батальона и Первышин смог связаться с полковым адъютантом поручиком Дубининым:
«Сейчас поведу наступление и атакую Сморгонь. Если со мной что случится, успокой мою мать и скажи ей, что я выполнил долг перед Царем и Родиной, а ее, мать, всегда любил и не забывал. Теперь мне не придется больше говорить с тобой по телефону, а все нужные сведения будет передавать телефонист, идущий с батальоном».
Роты по канавам двинулись вперед, разворачиваясь по линии в цепь справа и слева от шоссе. До Сморгони оставалось не более двух километров. Хорошо был виден большой костел на окраине. Передние солдаты сбавили шаг, все подтянулись. Первышин с адьютантом шли впереди. И вот команда:
«Батальон, за мной, вперед!»

Было около 11 часов утра. Ярко светило солнце, делая атакующих хорошо видимыми противнику. Немцы открыли сильный ружейный и пулеметный огонь, в воздухе рвалась шрапнель. Телефонист, который шел позади адъютанта, почти сразу же был ранен, а провода перебиты осколками снаряда. Подравниваясь на ходу, батальон наступал, стреляя навскидку.
Слева от шоссе, уверенный в себе шел во главе роты прапорщик Денисов. Вправо, перед цепью 2-й роты - прапорщик Федуленко, еще правее храбро, во весь рост вел своих солдат прапорщик Савицкий.
Подпоручик Первышин, окинув в последний раз построение батальона, скомандовал: «В атаку!»
Эхом по цепи разнеслось: «В атаку…в атаку…. в атаку….»
Испуганный заяц в два прыжка перескочил шоссе и пустился вдоль фронта. Всюду стреляют. Заяц круто повернул и понесся прямо на Сморгонь.
«Косой с нами, тоже пошел в атаку» — весело кричали солдаты. Вдруг один из них упал на землю. Ранен. Завопил во все горло: «- Вперед ребята, не бойся, все вперед».
Парень видимо струхнул – если батальон повернет назад, а он останется лежать, то попадет в руки врага, а если свои уйдут вперед, то его наверняка подберут санитары.
Германская тяжелая артиллерия, стоящая где-то далеко, тоже открыла огонь по батальону. Немецкие снаряды рвались позади ротных цепей, как бы подгоняя их быстрее на Сморгонь.
4-я рота, выйдя сомкнутым строем на шоссе, попала под этот огонь. Один из снарядов угодил в самую середину строя. Ротный командир прапорщик Бирк был тяжело ранен, а 12 солдат убиты на месте.
В это время германские егеря в окопах перед городом усилили огонь. Они уже близко и их покрытые чехлами каски были хорошо видны. Наступал решительный момент. Русское «Ура!» неслось по всему полю. Ротные командиры бежали впереди на германские окопы… Штыковой бой…

Первышин видел, как прапорщик Денисов сверкал шашкой уже в неприятельских окопах. Справа прапорщик Федуленко рубил не менее лихо…Не отставали и солдаты. Немцы поднимали руки и сдавались в плен. Но их не замечали. Нужно было скорее ворваться в город, чтобы там между зданиями найти укрытие от немецких тяжелых снарядов. Некоторые из сдавшихся немцев, увидев, что русские ушли вперед, снова брали в руки оружие и стреляли им в спину. Но уже подоспела 3-я рота прапорщика Савицкого и приканчивала таких «пленных» штыками.
И вот 1-й батальон новоржевцев ворвался в Сморгонь. Впереди была видна большая улица продолжавшая шоссе. Первое, что бросилось в глаза, это большое количество велосипедов, приставленных к стенам домов. Их владельцы, видимо сражались на южной окраине города, откуда продолжала доноситься стрельба. На улицах не было ни единой души…
В одном из домов несколько немецких солдат мирно чистили картошку. У плиты стоял толстый повар, хоть и в военной форме, но с большим поварским колпаком на голове. Он пек блины. Увидев русских солдат, повар обомлел и выпустил из рук большую ложку, которая упала на голову немца, сидевшего у котла. Пострадавший принял это за глупую шутку и бросился с кулаками на повара. Но взглянув на его окаменелое от испуга лицо, обернулся назад и …тут же вытянулся в струнку.
Батальон продолжал углубляться в город. Впереди, из-за дома, выскочил немец и стал целиться из карабина. Солдаты гаркнули «Ура!» и немец с перепугу выстрелил в воздух, бросил карабин и пустился бежать.
Влево от главной улицы стояла небольшая группа германских офицеров. Подпоручик Первышин направился к ним, на всякий случай переложив револьвер из кобуры в карман шинели. Он подошел к немцам вплотную и поприветствовал их. Немецкие офицеры стояли неподвижно и упорно смотрели в землю, словно ожидая смертного приговора. Один из них, видимо старший в чине, поднял глаза, вытянулся и в свою очередь поприветствовал подпоручика. Его примеру последовали и другие. Первышин снял перчатку и поздоровался с каждым немецким офицером за руку. Затем он достал портсигар и угостил пленных русскими папиросами. Спросил об оружии. Немцы сдали свои браунинги и два цейссовских бинокля. Около полутора сотен пленных немецких солдат стали выстраиваться позади своих офицеров.
Один из них, по-видимому старший, обратился с просьбой – среди солдат был один, недавно произведенный в лейтенанты, но не успевший надеть форму. Можно ли ему присоединиться к группе офицеров. «Конечно можно», последовал ответ. И Первышин тут же поздравил растерявшегося немца с производством в офицеры.

Пленных немецких офицеров отвели в пустую парикмахерскую и опросили. Они были удивлены тем, что русская армия почти без боев сдавала им большие города, такие как Ковно, Вильно, Гродно, а здесь, в каких-то песках, у этого маленького городка, так ожесточенно дралась. Немцы сообщили свои фамилии и адреса. Большинство оказались берлинцами и студентами.
В это время на улице снова послышалась стрельба и крики «Ура!». Это соседний, 270-й пехотный Гатчинский полк ворвался в город с юга. Через минуту в парикмахерскую вбежал молодой красивый прапорщик с шашкой в руке и крикнул по-немецки «Руки вверх!» Увидев русских офицеров, он стушевался, покраснел и выскочил обратно.

К полудню Сморгонь была полностью освобождена.
По городу солдаты различных полков собирали трофеи, среди них множество велосипедов. Было много раненых – и русских и немцев. Им всем делали перевязки прямо на улице русские и пленные немецкие фельдшера и врачи. Повсюду мелькали санитары…
На сборный пункт подъехал командир полка. Генерал Б.П. Филимонов поздравил батальон с победой, остался доволен, что потери были небольшими и приказал представить наиболее отличившихся солдат к награждению Георгиевскими крестами.
До позднего вечера роты, перейдя Вилию вброд, преследовали отходящих немцев. Германская артиллерия почти не стреляла…. Потерь в тот день больше не было.
Так закончился Сморгонский бой 20 сентября 1915 года….

На четвертый день в полку была получена телефонограмма о награждении подпоручика Николая Первышина орденом Св. Георгия 4-й степени с поздравлениями за подписью командующего фронтом, командующего армией, командира корпуса и начальника дивизии. Как говорилось в приказе: «За то, что, командуя 20го сентября 1915 года батальоном, под сильным действительным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, выбил штыковым ударом немцев из окопов, первым ворвался в местечко Сморгонь, взял в плен 7 офицеров, 47 нижних чинов и пулемет, чем содействовал успеху всего отряда».
Первышин будет храбро воевать до конца войны, станет командиром полка, полковником.
Впереди будут еще 810 дней и ночей жестоких боев и газовых атак на «позиционной войне» у Сморгони, когда удерживая фронт и не пропуская врага на Минск-Москву с честью и славой отдадут свои жизни за Родину десятки тысяч солдат и офицеров, а сотни неизвестных и 847 уже поименно известных героев тех боев станут Георгиевскими кавалерами….

В 1917 году воевал в Русском экспедиционном корпусе во Франции.
После Брест-Литовского мира до конца войны служил в Легионе чести.
В 1919 году возвратился в Россию, вступил в Добровольческую армию. В 1920 эвакуировался в Константинополь.
С 1923 года жил в Париже. Работал на заводе Рено, затем работал шофером такси.

Член Союза Георгиевских кавалеров, Общекадетского объединения, Общества офицеров, воевавших на Французском фронте (1914-1918). Написал воспоминания: «Записки полковника Первышина о 269-м пехотном Новоржевском полку», «Сморгонь» («Военная быль», 1952).

Умер 24 ноября 1951 года в Париже. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Фотографий с русским героем практически не сохранилось...

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: