Анри направил маленький пульверизатор на участок голой кожи как раз под ухом Симоны и нажал на кнопку. Пульверизатор издал мягкий шипящий звук, и из выпускного отверстия вырвалось облачко водяной пыли.

- Вынимайте затычки! - крикнул Анри боксёру и, быстро отскочив от женщины, встал рядом со мной. Боксёр взялся за ниточки, торчавшие из ноздрей, и дёрнул за них. Смазанные вазелином затычки легко выскользнули из носа.

- Ну что же вы! - крикнул Анри. - Начинайте двигаться! Бросьте затычки на пол и медленно идите вперед! - Боксёр сделал шаг вперед. - Не так быстро! - закричал Анри. - Медленнее! Так лучше! Идите! Идите же! Не останавливайтесь!

Он был вне себя от возбуждения, и должен признаться, что и я начал заводиться. Я взглянул на женщину. Она сидела, съёжившись, на стуле, всего лишь в нескольких ярдах от боксёра, напряжённая, недвижимая, следя за каждым его движением, и я поймал себя на том, что вспомнил о белой крысе, которую однажды видел в одной клетке с питоном. Питон собирался проглотить крысу, и крыса это знала, и потому она низко прижималась к земле, будучи загипнотизирована или, скорее, околдована медленным приближением змеи.

Боксёр медленно двигался вперёд.

Когда он миновал пятиметровую отметку, женщина разжала руки и положила их на колени ладонями вниз. Потом передумала и положила их как бы под ягодицы, ухватившись за сиденье стула с обеих сторон, приготовившись, так сказать, к предстоящему нападению.
Не успел боксёр миновать двухметровую отметку, как запах ударил ему в нос. Он резко остановился. Глаза его потускнели, и он закачался, точно его ударили по голове молотком. Мне показалось, что он вот-вот упадёт, но он удержался на ногах. Он стоял и легко покачивался из стороны в сторону, как пьяный. Потом неожиданно начал как-то странно фыркать и сопеть, напомнив мне свинью, обнюхивающую свое корыто, и вдруг без всякого предупреждения прыгнул на женщину. Он содрал с неё белый халат, платье, бельё. После этого началось чёрт знает что.

Вряд ли стоит в подробностях описывать, что происходило в последующие несколько минут. Вы и сами можете почти обо всём догадаться. Должен, однако, признаться, что Анри, вероятно, был прав, остановив свой выбор на исключительно крепком и здоровом молодом человеке. Очень не хотелось бы об этом говорить, но сомневаюсь, что моё тело человека среднего возраста выдержало бы эти невероятно энергичные упражнения, которые вынужден был проделывать боксёр. Я не склонен к созерцанию эротических сцен. Это не по мне. Но в данном случае я был буквально прикован к месту. В боксёре проснулась страшной силы животная страсть. Он вёл себя как дикий зверь. И в самый разгар происходящего Анри проделал интересную вещь. Достав пистолет, он бросился к боксёру и закричал:

- Отойдите от женщины! Оставьте её, или я вас застрелю!

Боксёр не обращал на него внимания, поэтому Анри выстрелил у него прямо над головой и закричал:

- Я не шучу, Пьер! Я убью вас, если вы не прекратите!

Боксёр и взглядом его не удостоил. Анри прыгал и плясал по всей комнате, крича:

- Это удивительно! Потрясающе! Невероятно! Смесь действует! Действует! Мы добились своего, мой дорогой Освальд! Мы добились своего!

Представление кончилось так же внезапно, как и началось. Боксёр вдруг отпустил женщину, поднялся, моргнул несколько раз, а потом спросил:

- Где это я, чёрт побери? Что случилось?

Симона как ни в чём не бывало вскочила со стула, схватила свою одежду и выбежала в соседнюю комнату.

- Благодарю вас, мадемуазель, - сказал Анри, когда она пролетала мимо него.

Самым интересным было то, что ошеломлённый боксёр ни малейшего представления не имел о происходившем. Он стоял голый, весь в поту, озираясь и пытаясь сообразить, как оказался в таком положении.

- Что я делал? - спрашивал он. - Где женщина?

- Вы были великолепны! - кричал Анри, бросая ему полотенце. - Всё в порядке! Тысяча франков ваши!

В эту минуту дверь распахнулась, и в лабораторию вбежала голая Симона.

- Обрызгайте меня ещё раз! - воскликнула она. - О, мсье, хотя бы разок обрызгайте меня.

Лицо её светилось, глаза сверкали.

- Эксперимент закончен, - сказал Анри. - Идите одевайтесь.

Он крепко взял её за плечи и вытолкал в другую комнату. Потом запер дверь.

Спустя полчаса мы с Анри отмечали наш успех в небольшом кафе. Мы пили кофе с коньяком.

- Сколько это продолжалось? - спросил я.
- Шесть минут тридцать две секунды, - ответил Анри.

Потягивая коньяк, я смотрел на людей, прогуливающихся по тротуару.

- Каков будет следующий шаг?
- Прежде всего я должен кое-что записать, - сказал Анри. – Потом поговорим о будущем.
- Кому-нибудь еще известна формула?
- Никому.
- А как же Симона?
- И она ничего не знает.
- Вы её записали?
- Да, но так, что разобрать никто не сможет. Завтра перепишу.
- С этого и начните, - сказал я. - Мне тоже потребуется экземпляр. Как мы назовём эту смесь? Нам нужно придумать название.
- Что вы предлагаете?
- "Сука", - сказал я. - Назовём её "Сукой".
Анри улыбнулся и медленно покачал головой. Я заказал ещё коньяку.
- С её помощью запросто можно подавить бунт, - сказал я. – Получше слезоточивого газа. Представьте, какая разыграется сцена, если обрызгать ею разбушевавшуюся толпу.
- Мило, - произнес Анри. - Очень мило.
- Ещё "Суку" можно продавать очень толстым, очень богатым женщинам по баснословным ценам.
- Можно, - сказал Анри.
- Как вы полагаете, она сможет помочь мужчинам восстановить потенцию? - спросил я у него.
- Разумеется, - ответил Анри. - Об импотенции навсегда будет забыто.
- А как насчёт восьмидесятилетних старцев?
- У них тоже восстановится потенция, - сказал он, - хотя это их и погубит.
- А неудачные браки?
- Мой дорогой, - сказал Анри. - Да возможности её применения беспредельны.

В этот самый момент в голове у меня медленно начала зарождаться одна мысль. Как вы знаете, я страстно увлекаюсь политикой. И моей самой сильной страстью, хотя я и англичанин, является политика Соединённых Штатов Америки. Я всегда считал, что именно там, в этой могущественной стране, населённой разными народами, наверняка решаются судьбы всего человечества. А между тем во главе её стоял президент, которого я терпеть не мог. Это был порочный человек, проводивший порочную политику. Что ещё хуже, это было непривлекательное существо, лишённое чувства юмора. Так почему бы мне, Освальду Корнелиусу, не сделать так, чтобы он оставил свой пост?

Мысль понравилась мне.

- Какое количество "Суки" у вас сейчас имеется в лаборатории? – спросил я.
- Ровно десять кубических сантиметров, - ответил Анри.
- А сколько требуется для одной дозы?
- В нашем эксперименте мы использовали один кубический сантиметр.
- Именно столько мне и нужно, - сказал я. - Один кубический сантиметр. Я возьму его домой. Вместе с набором затычек.
- Нет, - сказал Анри. - Не будем пока с этим шутить. Это слишком опасно.
- Это моя собственность, - сказал я. - То есть наполовину моя. Не забывайте о нашем соглашении.

В конце концов он вынужден был уступить, хотя ему очень этого не хотелось. Мы вернулись в лабораторию, вставили в нос затычки, и Анри отмерил ровно один кубический сантиметр "Суки" в небольшой флакончик для духов. Запечатав пробку воском, он передал флакончик мне.

- Умоляю вас, будьте осторожны, - сказал он. - Быть может, это самое значительное научное открытие столетия, и с этим не следует шутить.

От Анри я поехал в мастерскую моего старого приятеля Марселя Броссоле. Марсель изобретал и сам делал миниатюрные точные инструменты, необходимые для научных целей. Он изготавливал для хирургов сердечные клапаны, синусовые узлы и ещё что-то, что снижает внутричерепное давление у страдающих водянкой головного мозга.

- Я хочу, чтобы ты сделал капсулу, - сказал я Марселю, - в которую помещается ровно один кубический сантиметр жидкости. К этой маленькой капсуле должен быть подсоединён часовой механизм, с помощью которого можно будет расколоть капсулу и высвободить жидкость в заранее определённое время. Всё устройство должно иметь не больше полдюйма в длину и полдюйма в толщину. Чем меньше, тем лучше. Можешь с этим справиться?

- Запросто, - ответил Марсель. - Тонкая пластмассовая капсула, маленький кусочек бритвенного лезвия, пружина, направляющая лезвие, и обыкновенное устройство вроде будильника типа очень маленьких дамских часиков. Капсула будет чем-то заполняться?

- Да. Сделай так, чтобы я сам смог заполнить её и плотно закрыть. Недели на всё хватит?

- Почему бы и нет? - сказал Марсель. - Дело нехитрое.

Следующее утро принесло печальные известия. Симона, эта развратная потаскушка, едва явившись в лабораторию, видимо, опрыскала себя всем оставшимся запасом "Суки", то есть более чем девятью кубическими сантиметрами смеси! Затем подкралась к Анри, который уселся за стол, чтобы привести в порядок свои записи, и притаилась за его спиной.

Мне не нужно вам рассказывать, что было дальше. А самое скверное, что глупая девчонка позабыла о том, что у Анри больное сердце. Поэтому, когда молекулы добрались до него, у бедняги мало было шансов на успех. Не прошло и минуты, как он был мёртв, пал, как говорят, в бою, вот и делу конец. Эта чёртова женщина могла хотя бы подождать, пока он запишет формулу.

Как бы там ни было, Анри не оставил ни единой записи. После того как вынесли его тело, я обыскал всю лабораторию, но ничего не нашёл. Поэтому я преисполнился ещё большей решимости с толком использовать единственный оставшийся в мире кубический сантиметр "Суки".
Через неделю я забрал у Марселя Броссоле замечательно исполненное маленькое устройство. Часовой механизм состоял из самых крошечных часиков, которые я когда-либо видел, и это вместе с капсулой и всеми другими частями было заключено в алюминиевую пластину размером в три восьмых квадратного дюйма. Марсель показал мне, как нужно заполнять и запечатывать капсулу и устанавливать счетчик времени. Я поблагодарил его и расплатился с ним.
После этого я тотчас же отправился в Нью-Йорк. Прибыв туда в три часа дня, я принял ванну, побрился и заказал в номер бутылку "Гленливета" и лёд. Почувствовав себя свежо и бодро, я надел халат, налил добрую порцию своего любимого виски и устроился в глубоком кресле с утренним выпуском "Нью-Йорк таймс". Окна моего номера выходили на Центральный парк, и сквозь открытое окно я слышал гул уличного движения и гудки таксистов на Сентрал-парк-саут.

Неожиданно моё внимание привлёк мелкий заголовок на первой полосе. Он гласил: "Президент выступит сегодня вечером по телевидению". Дальше я прочёл:

"Ожидается, что Президент сделает важное заявление по вопросу внешней политики в ходе своего выступления сегодня вечером во время обеда, устраиваемого в его честь Дочерьми американской революции в банкетном зале "Уолдорф-Астории"..."

Вот так удача!

Такого случая я приготовился ждать в Нью-Йорке много недель. Президент Соединённых Штатов нечасто появляется на телевидении в окружении женщин. А именно это мне и было нужно. Это был необычайно жуликоватый тип. Он не раз попадал в дерьмо, и от него всегда дурно пахло. Однако он всякий раз умудрялся убедить людей в том, что запах исходит от кого-то другого, но никак не от него. Поэтому, по моим расчетам, должно было произойти следующее. Человеку, насилующему женщину на глазах у двадцати миллионов телезрителей, будет трудновато повернуть всё так, будто он этого не делал.

Дальше я прочитал следующее:

"Президент будет говорить приблизительно двадцать минут, начиная с девяти вечера, и его речь будет транслироваться всеми главными телевизионными компаниями. Его представит миссис Эльвира Понсонби, исполняющая обязанности президента Дочерей американской революции. В интервью, которое миссис Понсонби дала в своем номере в "Уолдорф Тауэрс", она сказала..."

Прекрасно! Миссис Понсонби будет сидеть справа от Президента. Ровно в десять минут десятого, когда Президент разойдётся и половина населения Соединённых Штатов будет смотреть на него, маленькая капсула, незаметно упрятанная в районе груди миссис Понсонби, лопнет, и полсантиметра "Суки" вытечет на парчовую ткань её вечернего платья. Президент поднимет голову и начнёт принюхиваться, при этом ноздри его расширятся и он захрапит, точно жеребец, а потом набросится на миссис Понсонби. Она окажется на банкетном столе, и Президент запрыгнет на неё, а шарлотка и слоёный пирог с фруктовой начинкой полетят в разные стороны.

Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, смакуя эту прелестную сцену. Я увидел заголовки, которые появятся в газетах на следующее утро:

ЛУЧШЕЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА
ПРЕЗИДЕНТСКИЕ СЕКРЕТЫ СТАНОВЯТСЯ ШИРОКО ИЗВЕСТНЫМИ
ПРЕЗИДЕНТ ТОРЖЕСТВЕННО ОТКРЫВАЕТ ПОРНОТЕЛЕВИДЕНИЕ

и так далее.
На следующий день он будет обвинён в совершении тяжкого преступления, а я тихонько покину Нью-Йорк и отправлюсь в Париж. Подумать только, да ведь я уже завтра уеду!

Я посмотрел на часы. Было почти четыре часа. Я не спеша оделся. Спустившись на лифте в главный вестибюль, я прошёл пешком до Мэдисон-авеню. Где-то около Шестьдесят второй улицы я нашёл хороший цветочный магазин. Там я купил корсажный букет из трёх огромных орхидей. Орхидеи были в белых и розовато-лиловых пятнах. Это мне показалось особенно вульгарным. Таковой, без сомнения, была и миссис Эльвира Понсонби. Цветы мне упаковали в красивую коробку, которую завязали золочёной тесьмой. После этого я отправился назад в "Плазу" с коробкой в руках и поднялся в свой номер.

Я запер все двери в коридор на тот случай, если придёт горничная, чтобы застелить постель. Затем я достал затычки, тщательно смазал их вазелином, вставил в ноздри и затолкал поглубже. В качестве дополнительной меры предосторожности нижнюю часть лица я закрыл маской хирурга, как это когда-то делал Анри. Теперь я был готов к дальнейшим действиям.

С помощью обыкновенной пипетки я переместил драгоценный кубический сантиметр "Суки" из пузырька в крошечную капсулу. Рука, в которой я держал пипетку, тряслась немного, когда я это проделывал, но всё шло хорошо. Я запечатал капсулу. После этого завёл миниатюрные часики и выставил точное время. Было три минуты шестого. В довершение всего я настроил часовой механизм таким образом, чтобы капсула лопнула в десять минут десятого.

Стебли трёх громадных орхидей были связаны торговцем цветами широкой белой лентой в дюйм шириной, и мне не составило труда снять эту ленту и прикрепить маленькую капсулу и часовой механизм к стеблям орхидей с помощью нитки. Проделав это, я снова обмотал лентой стебли, а заодно и моё устройство. Затем я снова завязал на коробке бант. Всё было сделано отлично.

Потом я позвонил в "Уолдорф" и узнал, что обед должен начаться в восемь часов вечера, но гости должны собраться в банкетном зале к семи тридцати, до прибытия Президента.

Без десяти семь я расплатился с таксистом возле входа в "Уолдорф Тауэрс" и вошёл в здание. Я пересёк небольшой вестибюль и положил коробку с орхидеями на стол дежурного гостиницы. Перегнувшись через стол, я наклонился как можно ближе к портье и прошептал с американским акцентом:

- Подарок от Президента.

Портье подозрительно посмотрел на меня.

- Миссис Понсонби предваряет сегодня выступление Президента в банкетном зале, - прибавил я. - Президент пожелал, чтобы ей незамедлительно прислали этот букет.

- Оставьте его здесь, и я попрошу, чтобы его отнесли к ней в номер, - сказал портье.

- Нет, ни в коем случае, - твёрдо возразил я. - Мне приказано доставить его лично. В каком номере она остановилась?

Служащий был поражён.

- Миссис Понсонби живёт в номере пятьсот один, - сказал он.

Я поблагодарил его и направился к лифту. Когда я вышел на пятом этаже и пошёл по коридору, лифтёр смотрел мне вслед. Я позвонил в номер пятьсот один.

Дверь открыла самая огромная женщина, какую мне только приходилось видеть в жизни. Я видел гигантских женщин в цирке. Я видел женщин, занимающихся борьбой и поднятием тяжестей. Я видел громадных женщин племени масаи у подножия Килиманджаро. Но никогда я не видывал такую высокую, широкую и толстую женщину, как эта. И наружности столь отталкивающей. Она вырядилась и тщательно причесалась по случаю самого большого события в своей жизни, и за те две секунды, которые пролетели прежде, чем один из нас заговорил, я смог разглядеть почти всё: серебристо-голубые волосы с металлическим отливом, каждая прядь которых была прилеплена там, где нужно, коричневые свинячьи глаза, длинный острый нос, почуявший неладное, кривые губы, выступающую челюсть, пудру, тушь для ресниц, ярко-красную помаду и, что меня особенно потрясло, внушительных размеров грудь на подпорках, выступавшую, точно балкон. Она выдавалась так далеко, что было удивительно, как эта женщина не опрокидывалась под её весом. И вот этот надутый исполин стоял передо мной, обмотанный с головы до пят в звёздно-полосатый американский флаг.

- Миссис Эльвира Понсонби? - пробормотал я.
- Да, я миссис Понсонби, - прогудела она. - Что вам угодно? Я очень занята.
- Миссис Понсонби, - сказал я. - Президент приказал мне доставить вам это лично.

Она тотчас растаяла.

- Как это мило! - громогласно заявила она. - Как это чудесно с его стороны!

Двумя своими огромными ручищами она выхватила коробку. Я не препятствовал этому.

- Мне велено проследить, чтобы вы открыли её, прежде чем отправиться на банкет, - сказал я.

- Разумеется, я открою её, - сказала она. - Я что, у вас на глазах должна это сделать?
- Если не возражаете.
- О"кей, входите. Но у меня немного времени.
Я последовал за ней в гостиную.
- Должен вам сказать, - заметил я, - что в традиции всех президентов присылать такой букет с добрыми пожеланиями.
- Ха! - рявкнула она. - Мне это нравится! Он просто прелесть!

Она развязала золочёную тесьму на коробке и сняла крышку.

- Я так и думала! - вскричала она. - Орхидеи! Как это прекрасно! Да их и не сравнить с этими малюсенькими цветочками, которые я нацепила!
Я был настолько ослеплён обилием звёзд у нее на груди, что и не заметил единственную орхидею, которую она прикрепила слева.
- Я должна сменить украшение, - заявила она. - Президент наверняка захочет увидеть свой подарок на мне.

- Несомненно, - сказал я.

Чтобы вы лучше представили себе, как далеко выступала её грудь, должен вам сказать, что, когда она потянулась, дабы открепить цветок, её вытянутые руки едва коснулись его. Она повозилась с булавкой какое-то время, но никак не могла увидеть, что делает.

- Страшно боюсь порвать своё нарядное платье, - сказала она. - Ну-ка, помогите мне.

Она резко обернулась и ткнулась своей исполинской грудью мне в лицо. Я заколебался.

- Ну же! - прогремела она. - Не могу же я тратить на это целый вечер!

Я взялся за булавку и в конце концов сумел отстегнуть её от платья.

- А другую давайте прикрепим, - сказала она.

Я отложил её орхидею и бережно вынул из коробки свои цветы.

- Булавки там есть? - спросила она.
- Не думаю, - ответил я.

Вот чего я не предусмотрел.

- Всё равно, - сказала она. - Пустим в дело вот эту.

Она отстегнула булавку от своей орхидеи, и не успел я остановить её, как она схватила три орхидеи, которые я держал в руках, и с силой проткнула белую ленту, стягивавшую стебли. Она проткнула ленту именно в том месте, где была спрятана моя маленькая капсула с "Сукой". Булавка упёрлась во что-то твёрдое и дальше не проходила. Она ткнула ещё раз. И снова булавка упёрлась во что-то металлическое.

- Что это там ещё? - возмущённо фыркнула она.

- Дайте-ка мне! - воскликнул я, но было слишком поздно, потому что "Сука" из проколотой капсулы уже разливалась мокрым пятном по белой ленте, и сотую долю секунды спустя запах сразил меня. Он ударил мне прямо в нос.

Вообще-то это был и не запах вовсе, потому что запах - это нечто неуловимое. Запах нельзя почувствовать физически. А это было нечто ощутимое. Плотное. У меня было такое чувство, будто что-то вроде горячей жидкости ударило мне в нос под высоким давлением. Это было чрезвычайно неприятно. Я чувствовал, как что-то забивается в нос всё дальше и дальше, проникает за носовые перегородки, проталкивается за лобные пазухи и устремляется к мозгу. Звёзды и полосы на платье миссис Понсонби неожиданно начали прыгать и скакать, а потом и вся комната запрыгала, и я услышал, как в голове у меня застучало. Мне показалось, будто я попал под действие наркоза.

В этот момент я, должно быть, совсем потерял сознание, быть может всего-то на пару секунд.

Придя в себя, я обнаружил, что стою голый посреди розовой комнаты, а в паху у меня происходит что-то забавное. Я опустил глаза и увидел, что мой любимый половой орган вырос до трёх футов в длину и стольких же в толщину и продолжал увеличиваться. Он удлинялся и раздувался с невероятной быстротой. В то же время сам я становился все меньше и меньше. Всё больше и больше увеличивался мой удивительный орган и всё продолжал расти, пока, клянусь Богом, не вобрал в себя всё мое тело. Теперь я был гигантским перпендикулярным пенисом семи футов роста и таким красивым, что лучше и не бывает.

Я прошёлся танцующей походкой вокруг комнаты, чтобы отпраздновать моё новое великолепное состояние. На пути я повстречал девицу в усыпанном звёздами платье. Она была очень большая, какими обыкновенно и бывают девицы.

Я вытянулся в полный рост и продекламировал во весь голос:

Для дам удовольствие солнечным днём
Полюбоваться прекрасным цветком.
Красуется пестик, маня и дразня...
Но кто видел пестик размером с меня?
{Стихи в переводе В. Н. Андреева.}

Девица подпрыгнула и обхватила меня обеими руками. А потом прокричала:

С тобой никакой не сравнится цветок,
Тебе позавидовать может сам Бог.
А пестик такой - я не стану скрывать -
Всю жизнь я мечтала поцеловать!

Минуту спустя мы оба взлетели на миллионы миль во внеземное пространство и помчались по Вселенной сквозь дождь красных и жёлтых метеоритов. Я скакал, припадая к её голой спине и крепко сжимая её бёдрами.

"Быстрее! - кричал я, вонзая длинные шпоры в её бока. - Быстрее!" И она летела всё быстрее, кружась и толчками уходя к краю неба, и в её гриве струился солнечный свет, а в хвосте кружился снег. Силу я в себе ощущал неимоверную. Я был всемогущ, неповторим. Я был Богом всей Вселенной, я расшвыривал планеты, ловил ладонью звёзды и отбрасывал их в сторону, точно это были шарики для игры в настольный теннис.

Какой экстаз, какое блаженство! О Иерихон, Тир и Сидон! Стены рухнули, и твердь небесная обрушилась, и в моё сознание среди дыма и огня медленно вплыла гостиная "Уолдорф Тауэрс". Всё было перевернуто вверх дном. Ураган и то нанёс бы меньший урон. Моя одежда была разбросана по полу. Я начал торопливо одеваться и через полминуты был одет. И я уже бежал к двери, когда услышал чей-то голос, доносившийся откуда-то из дальнего угла комнаты, где лежал перевёрнутый вверх ногами стол: "Не знаю, кто вы, молодой человек, - говорил голос, - но удовольствие вы мне доставили несказанное"".

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: