Этот роман я перевёл лет двадцать или тридцать назад. Его действие охватывает 42 года и происходит в самых разных странах. В романе есть шокирующие сцены, поэтому я не рекомендовал бы его лицам младше 18 лет.

35.
Утром Джанна высвободилась из объятий Саутворта, постаравшись не разбудить его, надела халат, который она нашла висевшим на двери ванной, пробежалась расчёской по волосам и вернулась на цыпочках в спальню, чтобы лучше рассмотреть его спящим.
Его тело было твёрдым, без единой капельки жира несмотря на то, что, как она догадывалась, ему было далеко за сорок. Широкоплечий, с могучим торсом и узкими бёдрами, это был поразительно красивый мужчина. Черты, которые когда-то были слишком совершенными, со временем сделались более грубыми. Единственными заметными изъянами были шрамы на его запястьях и щиколотках. Впервые она могла внимательно их изучить. Их симметрия удивила её, она не могла понять, почему каждый из этих шрамов был круглым, как будто туда был вогнан какой-то штырь.
Вид этих ран пробудил в Джанне подлинную муку, как будто на какой-то миг она разделила его боль, и, встав на колени возле кровати, она потёрлась губами об один из этих шрамов. Саутворт пошевелился, но глаза не открыл и снова задышал ровно. Глядя на него, спящего, Джанна испытала близость, большую, нежели во время их любовных утех. Она задыхалась от глубины переполнявших её чувств. Быстро поднявшись, она подошла к окну, открыла его и сделала несколько глубоких вдохов. Холодный, сырой утренний воздух оживил её, но, отворачиваясь от окна, она задела халатом группу фотографий в рамках, стоявших на небольшом столике, и некоторые из них упали.
Джанна подняла их. На них был изображён Саутворт в различных позах: перед бомбардировщиком Королевских ВВС «Ланкастер»; на пони за игрой в поло; в вечернем костюме с красивыми дамами под руки. Но больше всего её заинтересовало изображение молодой женщины в свадебном платье, с длинными тёмными волосами и совершенными чертами лица. На снимке была надпись: «Вместе, всегда, моя любовь – Анджела». Ставя фотографию на столик и тихо спускаясь вниз, Джанна испытала мимолётный укол ревности.
Она намеревалась удивить Саутворта, приготовив ему завтрак, но по пути на кухню она исследовала весь нижний этаж дома. Помимо жилой комнаты, здесь была столовая для официальных обедов, внутренний коридор и библиотека. В этой, последней комнате, кроме полок с книгами в кожаных переплётах, была ещё одна картина Эгона Шиля – мерзкая работа, изображавшая мёртвую женщину, державшую под чёрным покровом плаща ярко-розового младенца. Её мрачная символика не позволяла отстраниться от темы: возникновение и отчуждение. Она вызвала у Джанны возмущение, и всё-таки она продолжала изучать её, завороженная её грубым воздействием. Она заставила её подумать о Кее. Наконец, почувствовав себя странно опустошённой, она отвернулась и заторопилась в заднюю часть дома, где и нашла кухню.
Она оказалась опрятнее, чем можно было ожидать от холостяка, и была прекрасно оборудована. Холодильник был набит продуктами. Она вынула из него яйца, бекон, грибы и помидоры. Когда она вошла, неся на подносе завтрак, Саутворт уже проснулся, и, улёгшись на гору подушек, курил сигарету.
«Мне нравится женщина, которая заботится о своём мужчине», - сказал он.
«Анджела, например?» - спросила Джанна.
Саутворт бросил быстрый взгляд на фотографию и усмехнулся. - «Я был бы до сих пор женат на ней, если бы она заботилась».
Джанна испытала огромное облегчение. - «И давно вы в разводе?»- спросила она.
Он пожал плечами. - «Лет восемь».
«И ты до сих пор хранишь её фотографию возле своей постели?»
«Почему бы и нет? - спросил он. - Наш брак был неудачным, но это не значит, что я не люблю вспоминать о ней».
«Ты ещё видишься с ней?»
«По-моему, ты ревнива», - хмыкнул Саутворт.
Джанна вспыхнула и хотела встать с края кровати, на которую она присела, но он схватил её за руку и привлёк к себе. Он стал целовать её и гладить её ляжку, одновременно легко водя щетиной на небритом подбородке по её соскам, а когда они набухли, он сжал её груди вместе, чтобы можно было сосать сразу оба соска.
Хотя соски ещё болели, Джанна ощутила дрожь в животе и, откинувшись на подушки, отдалась растущему в ней удовольствию. Их занятие любовью было не таким, как предыдущим вечером; тогда оно было исполненным пылкости, а теперь походило на детскую игру. Каждый жест был живым напоминанием о том, что было вчера вечером, и на что оба могли сейчас оглянуться с облегчением. Когда он раздвинул её ноги и вошёл в неё, поднос на краю кровати накренился на одну сторону, и всё бывшее на нём разлетелось по полу, но они не стали обращать на это внимания, а просто рассмеялись и продолжили свои движения, пока оба не достигли оргазма.
«Для ревности нет никакой причины, - сказал он, когда они отдыхали в объятиях друг друга. - Я был женат на Анджеле три года. Она хотела детей, а я не мог дать их ей из-за повреждения внутренних органов, полученных, когда меня сбили. Врачи сказали, что это навсегда и что мы можем забыть о детях. Анджела же решила, что ей обязательно нужно стать матерью, вот мы и расстались».
«Она снова вышла замуж?» - спросила Джанна.
«Примерно через год после того, как наш разрыв стал окончательным».
«И у неё теперь есть дети?»
«Близнецы».
«Сожалеешь?»
«О том, что развёлся?»
«И об этом, и о том, что нет детей…»
«Ни в том, ни в другом случае я не мог ничего изменить, так зачем сожалеть?»
«Пожалуй, ты прав».
«Я знаю, что я прав».
«Почему ты так в этом уверен?»
«Потому что встретил тебя».
Её сердце забилось чаще. - «В самом деле?»
«Задержись на несколько дней, и я докажу это» ,- ответил он, привлекая её к себе.

Следующие три дня были для Джанны всем, на что она надеялась после их уикенда в Сингапуре. Он был нежным, любящим и внимательным, показывал ей достопримечательности британской столицы. Он сводил её в пивную на противоположном от Собора Святого Павла берегу Темзы, куда, как гласило предание, заходил его архитектор, сэр Кристофер Рен , во время завершения своего знаменитого купола; на обед по-елизаветински в отеле «Гор», где они ели руками огромные порции, как было в обычае в те времена; и в лондонский Тауэр , где они позировали фотографу рядом с причудливым шлемом, даром Максимилиана Первого Генриху Восьмому , у которого в узкую щель вдоль переносицы были вделаны очки .
Саутворт, по-видимому, любил Лондон и не жалел сил для того, чтобы Джанна как можно полнее ощутила его дух. Они часами рылись в букинистических лавках на Чаринг Кросс Роуд ; посетили «Ковент Гарден Опера» , где слушали «Тоску» ; путешествовали на барже по малоизвестным каналам, которыми можно было попасть из Малой Венеции в Риджентс Парк; и наблюдали за уличными артистами, развлекавшими очереди перед театрами на Шафтсберри Авеню . Джанна была очарована и достопримечательностями, и показывавшим их человеком. Он заставил её почувствовать себя, как с Марком: защищённой, оценённой по достоинству, необыкновенной.
Хотя Саутворт был членом «Уайтса» и других различных частных клубов для избранных, она вскоре обнаружила, что он не ограничивает свою светскую жизнь Мэйфэйром. Он чувствовал себя совершенно свободно во всех слоях общества. Особенно это было заметно в тот вечер, когда он отправился с ней в поход по барам в лондонском Ист-Энде, где люди, семьи которых знали нужду из поколения в поколение, развлекались распеванием песен на рифмованном сленге кокни . Саутворт присоединялся к их всё более громким хорам с заразительным энтузиазмом и пытался научить Джанну словам. Её попытки выговорить их вызывали добродушный смех местных жителей, соперничавших друг с другом в стремлении дать ей образцы рифм, бывших неотъемлемой частью их языка: jam-jar (car), rub-a-dub (pub), sausage roll (Paul) и Kangaroo (Jew) .
К исходу недели Джанна поняла, что Саутворт – человек, личность которого имела бесчисленное множество тонких оттенков, человек, который мог спеть песню кокни в пивной Ист-Энда столь же истово, как он объяснял ей премудрости оптовой торговли. Он был непредсказуем и как любовник: в одну минуту он мог быть нежным и понимающим, а в следующую – твёрдым и требовательным. Джанне он нравился любым, и после проведённой с ним недели она знала, что полюбила его. Она была настолько в этом уверена, что, когда Саутворт заявил, что должен съездить в Йоркшир по делу и предложил ей поехать вместе с ним, она с готовностью согласилась.
Перед отъездом он повёл Джанну за покупками на Нью Бонд Стрит , в «Берлингтон Аркейд» , и в «Либертиз» на Оксфорд Стрит, где она выбрала ладно скроенную юбку, четыре блузки разных цветов, два свитера и одну пару брюк, которые, как уверил её Саутворт, пригодятся ей в холодном, сыром климате северо-восточной Англии.
Для поездки в Йорк, куда направлялся Саутворт, она надела юбку, и была рада этому, потому что в течение долгого путешествия из Лондона в «Ягуаре» Саутворта он частенько запускал свою левую руку вверх по внутренней стороне её бедра к промежности и надолго оставлял её там, засовывая в это время пальцы в её влагалище. Это его действие держало Джанну в постоянном возбуждении, и она испытывала ощущение полного соития с ним. Она лежала, откинув голову на спинку сиденья, с закрытыми глазами, с раздвинутыми в стороны ногами, чувствуя его внутри себя, слыша шум проносившихся мимо машин, нюхая мускусный запах собственных соков, убаюканная дрожью мощного двигателя, которая, казалось, каким-то образом передавалась через руку Саутворта самым глубинным местам её существа. Он не стремился распалить её, но трение его руки о её клитор приводило её к одному оргазму за другим.
В Йорке располагался один из прекраснейших соборов Великобритании, величественное сооружение, видимое с расстояния в тридцать миль и возвышавшееся над древним городом, как огромная белая глыба. Пока Саутворт завершал свои дела, Джанна обследовала Собор, городские стены и огромные ворота, известные как Застава. Её интересовали старомодные узкие улочки вроде Шэмблз , и она любовалась роскошными тканями в «Йоркс Виверз» . Город был сама история. Ей как будто слышался топот римских легионов по мощёным улицам, и она догадывалась, какими красивыми были они во времена Тюдоров , когда рассматривала фронтон колледжа святого Уильяма . Но всё это было лишь томлением в ожидании, когда она снова может быть с Саутвортом.
Когда он завершил свою деловую встречу, то вместо того, чтобы остаться в Йорке на ночь, он проехал ещё пятьдесят или шестьдесят миль на северо-запад, через холодную, но красивую суровой красой местность, до маленькой деревушки Карпербай, где им был забронирован номер в крошечной гостинице из седого камня под названием «Пшеничный сноп». Снаружи она казалась самой обыкновенной, но Джанна обнаружила, что внутренность её была весьма уютной. Две женщины, управлявшие ей, по-видимому, знали Саутворта по предыдущим визитам и вовсю старались ему угодить.
В эту ночь, хотя они и занимались любовью, Саутворт казался напряжённым и рассеянным, но на следующее утро он выглядел беспечным и за завтраком описывал ей, как, ещё мальчиком, он с родителями часто проводил лето в этих местах Йоркшира, именно тогда он и полюбил сельскую местность.
В течение следующих трёх дней Саутворт совершил с Джанной поход по здешним живописным местам, позволившим ей понять, откуда у него такая привязанность к вересковым полям Северного Йорка и долинам Йоркшира. Это была неприютная, суровая местность, слишком угрюмая для большинства людей, но она задела в Джанне какую-то струну. Каждый новый вид был откровением: долина реки Свейл с её тонами тускло-лилового и цвета жжёной умбры, растворявшимися на фоне зелени, нежной и обладавшей бесчисленным множеством оттенков; руины аббатства Уитби , чётко вырисовывавшиеся в темневшем вечернем небе; лучи солнца, прорывавшиеся сквозь грозовые тучи над Кловердейлом; и водопады в верховьях реки Юре возле Эйсгарта, где торфяная вода с рёвом неслась по сглаженным временем и поросшим мхом каменным уступам.
Это была местность, чуждая ей, как поверхность Луны, и в то же время она чувствовала себя частицей её, потому что эту местность показывал ей именно он. Его любовь к здешним местам была заразительной, и, поскольку она видела их его глазами, сделанные ею открытия относились к Саутворту в той же мере, что и к земле, на которой она оказалась. Он выказывал чувственность, которой она не замечала в нём в Сингапуре, и любовь к непритязательной красоте, которую выдавала нарочитая мудрёность двух полотен Эгона Шиля, бывших в его собственности. Потрясающий образ мёртвой женщины, державшей младенца под чёрным плащом, запечатлелся в мозгу Джанны и заставил её задуматься, не был ли он отражением тайного мира Саутворта, но, побывав с ним на вересковых болотах Северного Йорка, она выбросила эту мысль из головы. Было просто невозможно, чтобы человек, поражавшийся стенам, выложенным из неотёсанного камня, неровные зубцы которых сливались с небом на головокружительной высоте, обладал ещё и какой-то тёмной стороной, которую она себе вообразила, и она подумала, как ей могла прийти даже мысль об этом.
Пока они бродили, держась за руки, по долинам, Саутворт рассказывал о времени, когда он был мальчиком. - «Мне всегда нравилось быть одному, - сказал он.- Забавно, но для меня одиночество означало совершенную свободу. Можешь понять это?»
«Не уверена», - ответила Джанна.
«Возможно, именно поэтому мне так нравились эти места. Я здесь словно распадался на отдельные частицы. - Он указал на высокий горный перевал. - Там есть одно место между Венслидейлом и Свейлдейлом, оно называется Баттертабз , и я там прижимался ухом к земле и слушал. И я слышал землю, понимаешь. Я не могу описать это, тебе самой надо её услышать».
«Хотелось бы. Мы можем подняться туда?»
«Завтра, - сказал он. - Возьмём с собой еды и проведём там весь день. Ты будешь единственным человеком, которому я покажу это место».
Он обхватил рукой её плечи и привлёк к себе, и так, тесно прижавшись друг к другу, они медленно вернулись к гостинице «Пшеничный сноп».
«Вам звонили, пока вас не было, мистер Саутворт, - сказала одна из женщин, управлявших гостиницей. - Сказали, что это важно, и оставили номер. Я сказала им, что вы позвоните, как только вернётесь».
Когда Саутворт сделал звонок, Джанну уже усадили в баре перед очагом. Перемена в настроении Саутворта была заметной.
«Что-нибудь не так?»
«Просто бизнес, - сказал он. - Люди, с которыми я встречался в Йорке, хотели получить дополнительные сведения об обсуждавшейся сделке».
Она почувствовала, что он не желает посвящать её в это дело, и была разочарована. Ей думалось, что они достигли в отношениях уровня, когда можно поделиться секретами, но, похоже, она ошибалась. Но только ли в этом она ошибалась?
Той ночью ей было трудно с ним в постели. Если он и почувствовал это, то ничего не сказал, но на следующее утро, когда они отправились на пикник, между ними возникла напряжённость. Погруженность Саутворта в себя напомнила Джанне о том, как он вёл себя после их первой ночи.
Они припарковали машину в Твейте, типичной деревушке с горбатым мостиком, расположенной в долине, и отправились пешком к перевалу Баттертабз. Саутворт шёл немного впереди, намеренно удерживая такую дистанцию, чтобы они не могли разговаривать, и нёс корзину для пикника, собранную хозяйками гостиницы. Дорога шла круто в гору, и Джанна начала задыхаться задолго до того, как они добрались до места. Отставая от Саутворта всё больше и больше, она оставила попытки догнать его и сделала привал. Налетел холодный ветер, принёсший с собой одеяло из тяжёлых дождевых туч. Приютившись с подветренной стороны каменной стены, она вынула плитку шоколада «Кэдбери» и стала жевать её, глядя на раскинувшуюся внизу панораму.
А вид был поразительно красив. Гора падала отвесно в глубокое ущелье, по которому бежала тонкая ленточка водного потока. Расчерчивая вересковые поля, стены из грубого камня словно создавали лоскуты нелепо скроенного одеяла, вроде того, что защищало сейчас её от ветра. Ветер был солёным на вкус, а когда его порывы доносили звуки из долины, ей слышно было блеяние овец.
Впервые со времени обеда с Саутвортом в «Claridge"s» Джанна почувствовала себя совершенно одинокой. Это чувство легло холодным камнем в её животе, заставив понять, как важно ей его присутствие. Но чего она ожидала от их отношений? Она и Саутворт принадлежали разным мирам, он был вдвое старше её, детей они иметь не могли, и всё же она любила его. Такой была простая правда.
Поднявшись на ноги, она продолжила своё восхождение. Саутворт глядел в глубокую, зловеще тёмную пропасть, образованную выщербленными краями скал. Сотворённые дождевой водой, веками размывавшими известняк, они опускались в казавшиеся бездонными глубины, ещё более грозные из-за блестящих чёрных пятен там, где из трещин сочились крошечные водопады и исчезали беззвучно в полумраке мягких облаков искрившейся водяной пыли. Атмосфера была весьма зловещей, и её усугублял начавшийся дождь.
«Как ты, Дерек?» - спросила она.
Какое-то мгновение казалось, будто он не слышит её, потом он кивнул. - «Лучше нам убраться отсюда. Эти скалы скользкие, когда они мокрые».
Взяв её за руку, он торопливо направился к разрушенному каменному строению. Оно было построено как зимовье для скота, пасущегося на высоких вересковых лугах, но теперь это были только развалины.
«Эта пропасть такая жуткая», - сказала, ловя воздух ртом, Джанна, когда они укрылись под уцелевшим участком крыши.
«Это всего-навсего необычное скалистое образование, - ответил он, обняв её. - Здесь их немало».
«Это первая твоя ласка со времени телефонного звонка», - сказала она.
«Извини. - Он поцеловал её в шею. - У меня голова кругом идёт».
«Из-за личного или из-за бизнеса?»
«Эй, - сказал он, прижавшись губами к её уху. - Я в жизни не был ни с кем так счастлив».
Она положила голову на его плечо. - «Я вдруг почувствовала себя такой одинокой», - прошептала она.
«Ты не одинока, и никогда не будешь одинока».
«Хочешь поговорить об этом?» - спросила она.
Он поколебался. - «Во время встречи, что у меня была в Йорке с некоторыми банкирами, я сильно им задолжал, вложив деньги во фьючерсные сделки по олову. И они нервничают, глядя на то, как идут дела на рынке».
«Это серьёзно?»
«Можно сказать, я увяз по уши, - сказал он, - и они грозятся прекратить оказание поддержки».
«А что убедило бы их изменить свою позицию?»
«Какая-нибудь существенная информация о рынке сырья».
«Вроде сведений из первых рук об открытии нового крупного месторождения?»
«За такую наводку я бы душу продал».
«А как насчёт тела?»
«И его тоже», - усмехнулся он.
«Знаешь компанию «Мату-Гросу Эксплорейшнз»?» - спросила она.
«Они ищут золото в Бразилии много лет».
«И они нашли его, - сказала Джанна. - Самые большие запасы, когда-либо открытые в Южной Америке».
«Откуда ты это знаешь?» - недоверчиво спросил он.
«Одна из девушек Графини только что закончила работу в качестве личной помощницы у Рафаэля Ортеги…»
«У боливийского короля олова?»
Джанна кивнула. - «В её обязанности входило сопровождение деловых партнёров Ортеги, одним из которых был президент «Мату-Гросу Эксплорейшнз». Он-то и рассказал ей об открытии месторождения».
«Я ничего об этом не слышал, а подобные вести разносятся быстро».
«Это хранится в тайне, чтобы играть на фьючерсном рынке».
«И когда ты узнала об этом?»
«Примерно неделю назад». - Джанна описала встречу в «Maxim’s». Саутворт внимательно слушал. Когда она закончила, он едва мог сдерживать своё возбуждение.
«Да ты понимаешь, какую ценность имеют подобные сведения для любого торговца акциями или товарами?» - спросил он.
Джанна снова кивнула. - «К несчастью, это лишь единичный случай…»
«Он не должен быть таким, - прервал её Саутворт. - Если бы женщин вроде тех, о которых ты рассказала, можно было в стратегическом порядке распределить в качестве личных помощниц к людям, чьи решения влияют на деловые отношения на самом высоком уровне, можно было бы получать в неограниченном количестве тайную информацию. Вместо того, чтобы случайно натыкаться на отрывочные сведения, будущих кандидаток на трудоустройство через агентство Графини можно будет заранее предупреждать о том, что искать. И они могли бы снабжать информацией нас».
«Нас?»
«Мы могли бы руководить этой операцией вдвоём».
«А как же Графиня?»
«Ты говорила мне, что она уже предлагала продать тебе часть своего дела. Так почему бы не выкупить его полностью?»
«На это потребуется много денег, - сказала Джанна. - Если на тебя оказывают давление финансисты, найти капитал будет нелегко».
«Ты можешь достать его, - сказал он. - Земля, унаследованная тобой от Джанет Тейлор, должна стоить не менее десяти миллионов долларов».
Его заявление удивило Джанну. Она не рассказывала ему о своём наследстве и могла лишь допустить, что он узнал о нём от Джи Кея Вонга или от семьи Джанет. - «Эта собственность – символ всего, во что верила Джанет, - сказала она. - Продажа её будет предательством…»
«Тебе не обязательно продавать её, - сказал он. - Используй её как залог для займа».
«Я и понятия не имею, как это делается».
«Тебе и не надо знать, - заверил её Саутворт. - Просто предоставь это мне. Я составлю бумаги, а ты их подпишешь. Такая возможность выпадает раз в жизни. Мы оба можем сколотить состояние».
«И как я буду участвовать в этом деле?» - спросила она.
«Как моя жена, ты будешь равноправным партнёром, - ответил он, обнимая и целуя её. - Я люблю тебя, дорогая, и хочу, чтобы ты вышла замуж за меня. Выйдешь – пожалуйста?»

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: