В небольшом поселке Лычково Новгородской области есть безымянная братская могила времен Великой Отечественной войны… Одна из многих в России… Одна из самых трагично-печальных… Потому что это - детская могила...

Первая волна эвакуации жителей из Ленинграда началась 29 июня 1941 года. Она производилась в Демянский, Молвотицкий, Валдайский и Лычковский районы тогдашней Ленинградской области. Многие родители просили сопровождающих поезд: «Спасите и моего ребенка!», и они забирали детей просто так. Состав постепенно увеличивался, и к моменту прибытия на станцию Старая Русса он насчитывал уже 12 вагонов-теплушек, в которых находилось около 3000 детей и сопровождающих их педагогов и медицинских работников. Вечером 17 июля 1941 года состав прибыл на первый путь станции Лычково, ожидая подхода очередной группы детей из Демянска. После полудня 18 июля вновь прибывших детей из Демянска начали размещать в вагонах состава. На второй путь прибыл санитарный поезд, из которого стали выходить легкораненые красноармейцы и санитарки, чтобы пополнить запасы продовольствия на привокзальном рынке.

«Мальчишки угомонились, только заняв места за столами. А мы отправились к своему вагону. Одни залезли на нары отдыхать, другие рылись в своих вещах. Мы, восемь девочек, стояли в дверях.
— Самолет летит, — сказала Аня, — наш или немецкий?
— Скажешь тоже — «немецкий»… Его утром сбили.
— Наверное, наш, — добавила Аня и вдруг закричала: — Ой, смотрите, из него что-то сыплется…
От самолета отделяются и косой цепочкой скользят вниз небольшие черные зерна. А дальше — всё тонет в шипении, и грохоте, и дыме. Нас отшвыривает от дверей на тюки к задней стенке вагона. Сам вагон трясется и качается. С нар валятся одежда, одеяла, сумки… тела, и со всех сторон со свистом что-то летит через головы и вонзается в стены и в пол. Пахнет паленым, как от пригоревшего на плите молока.» - Евгения Фролова «Лычково, 1941 год».

Фашистский самолёт бомбил эшелон с маленькими ленинградцами, фашистские летчики не стали обращать внимание на красные кресты на крышах вагонов.
Женщины из этой деревни спасали оставшихся в живых, хоронили мёртвых. Точное число детей, погибших в этой трагедии, неизвестно. Удалось спасти очень немногих. Детей похоронили в братской могиле в селе Лычково, в одной могиле с ними были погребены и сопровождавшие их педагоги и медицинские сестры, погибшие под бомбежкой.

Воспоминания учащихся Дзержинского района

Шестого июля 1941 года учащиеся школ Дзержинского райо­на города на Неве и несколько преподавателей во главе со старшим, учителем ботаники школы №12 отправились пассажирским поездом с Витебского вокзала в Старую Руссу. Ленинградских детей предполагалось временно разместить в деревнях Демянского района, подальше от приближавшейся линии фронта.
Из нашей семьи ехали трое: я (мне было тогда 13 лет) и мои пле­мянницы двенадцатилетняя Тамара и восьмилетняя Галя.
От станции Старая Русса до деревни Молвотицы детей должны были перевезти автобусами. Но этот вариант из-за тревожной обста­новки (шла уже третья неделя войны) был изменен. Было решено до­ставить детей поездом до станции Лычково, а оттуда автобусами — в Молвотицы. В Лычкове получилась непредвиденная задержка. Семь дней пришлось ждать автобусов. В Молвотицы прибыли мы вечером, переночевали в школе по-походному, а утром ребят должны были развезти по намеченным деревням.
Директор школы №12 Зоя Федоровна в начале июля уехала к мужу, накануне переведенному в Москву. Узнав по сводкам Совинформбюро, что примерно по тому месту, где разместили ее школьников, про­ходит одно из вероятных направлений удара противника, она, бросив все, приехала в деревню Молвотицы спасать ребят… Прибыв в Молвотицы, Зоя Федоровна застала в нашем лагере переполох. В подвале под запором сидели два фаши­стских парашютиста.
Несколько слов об этих парашютистах. Накануне утром мы с Та­марой побежали к речке умыться. Речка находилась в нескольких десятках метров от школы. И вдруг мы услышали немецкую речь. Притаились, стали пристальнее рассматривать противоположный бе­рег и увидели двух незнакомцев, сворачивавших парашют. Перегова­ривались они по-немецки. Опрометью бросились мы в школу. Расска­зали об увиденном старшему. Тот запретил умывание на речке, связался с сельским начальством. Была создана команда, парашютистов пой­мали и посадили под замок. Послали донесение военному коменданту станции Лычково.
Оценив обстановку, прибывшая в Молвотицы Зоя Федоровна на­стояла на том, чтобы ребят немедленно вернули на станцию Лычково. К вечеру кто на автобусах, кто на попутных машинах добрались мы до Лычкова и разместились со своими вещами возле выделенных нам товарных вагонов. Поужинали в который уж раз сухим пайком: кусо­чек хлеба и две конфетки. Ночь провели кое-как. Многие мальчишки шныряли по станции в поисках еды. Основную массу ребят отвели в сторону от станции, на картофельное поле и в кустарник.
Станция Лычково была сплошь заставлена эшелонами с какими-то цистернами, машинами и танками. В некоторых вагонах лежали раненые. Но был и порожняк.
Утро для ребят началось с завтрака и погрузки вещей в вагоны. И в это время на станцию налетели фашистские стервятники. Два само­лета сделали три захода на бомбометание с одновременным прочесы­ванием станции пулеметным огнем. Самолеты улетели. Вагоны и цис­терны горели, потрескивая и распространяя удушливый дым. Между вагонами бегали испуганные люди, кричали дети, ползали раненые, прося о помощи. На телеграфных проводах висели лохмотья одежды. Бомбой, разорвавшейся возле наших вагонов, было ранено несколько ребят. Моему однокласснику Жене оторвало ногу, Асе повредило че­люсть, Коле выбило глаз. Насмерть была сражена директор школы Зоя Федоровна.
Дети похоронили свою любимую наставницу в воронке от бомбы. Горько и сиротливо выглядели две ее лайковые туфельки, поставлен­ные ребятами на могиле…

Из воспоминаний Ирины Зимневой в 2005 году...

В последних днях июня 41-го руководители Ленинграда приняли решение: эвакуировать детей из города. Говорили: подальше от финской границы. А получилось, что собрали мальчишек и девчонок как школьного, так и дошкольного, включая ясельный, возраста и скопом отправили на убой! Этот невероятный факт скорее всего говорит о том, что вожди города совершенно не владели ситуацией и не знали положения дел на фронте.
Детские эшелоны из Ленинграда шли потоком. Наш эшелон был отправлен 4 июля. Сохранилась фотокарточка, где я с мамой, а на обороте надпись: «4 июля 1941 года в день отъезда Милуси». Я уезжала со своим детским садом. Мне не исполнилось еще и 7 лет.
Нас привезли в город Демянск. В архивах Новгорода (в те годы это была Ленинградская область) сохранилось «Постановление исполкома райсовета и РК ВКП(б) от 7 июля 1941 года за № 58 об усилении надзора за детьми». В нем говорилось, что воспитатели занимаются собственным благоустройством, дети брошены, и, дескать, могут быть несчастья. Но ведь даже хорошие воспитатели, те, которые были заняты не собой, а нами, когда в Демянск вошли немецкие танки, что они могли сделать с таким количеством обалдевших от ужаса детей?!
9 июля наши войска оставили Псков, случилась какая-то несогласованность в действиях армий и в образовавшуюся на фронте брешь хлынули танки Манштейна. Они давили ленинградских детей.
1 сентября я в очередной раз смотрела хронику бесланских событий и думала: «Беслан, вся страна с тобой! А про нас, тех, кто в июле 41-го оказался в Демянске, кто знает? А ведь мы были такие же – окровавленные, грязные, беспомощные. Только в Беслане за пределами школы детей ждали родные и близкие. А мы были сами по себе». Я помню какой-то большой школьный зал. На полу расстелены матрасы, на которых мы спали вповалку. Когда пошли танки, и началась неимоверная стрельба, вылетели все стекла. Дети, мал мала меньше, орут, визжат. У многих от страха «медвежья болезнь». Все ходят под себя. Вонища страшная. Весь ужас маленьких, брошенных всеми детей словами не передать!
Меня тогда тяжело ранило, был поврежден позвоночник и кожа содрана чулком! А сколько детей погибло в Демянске – не знает никто! Там в отличие от Лычкова захоронения не сохранились.
Раненых кинули в поле. Нашим войскам удалось на короткое время оттеснить врага на 40 километров. Выживших в Демянске детей срочно стали вывозить на железнодорожную станцию Лычково. Там формировался эшелон, чтобы вернуть нас в Ленинград. Массированный налет случился 18 июля во время погрузки в вагоны. Я, раненая и контуженая, с травмированным позвоночником лежала на телеге на мешках с детскими вещами. Взрывной волной телегу опрокинуло прямо на перроне, и меня завалило мешками. Наверное, это меня и спасло. И все же нас из Лычкова отправили в Ленинград. Не было ни еды, ни воды. Я лежала и тихо плакала. А что могла еще делать? Была я, как кукла, вся забинтована.
В дороге нас постоянно бомбили. Иногда поезд останавливался так резко, что дети сыпались с полок на пол. Меня с моим поврежденным позвоночником почему-то положили на верхнюю полку. И во время одной из экстренных остановок я оттуда грохнулась. При этом еще зацепилась за стоп-кран и порвала вену на руке. Когда поезд останавливался, дети от страха, кто мог, выпрыгивали из вагонов, разбегались по кустам, прятались. Бомбежка заканчивалась, и поезд буквально срывался с места. Многие не успевали в него заскочить.

Однажды во время длительного ремонта состава лежачих раненых вытащили в чистое поле. Поезд тронулся неожиданно. Ходячие раненые запрыгивали в вагоны на ходу. А мы, несколько человек, те, кто без посторонней помощи передвигаться не мог, так и остались лежать под откосом. Сколько времени там провели – не знаю. Мы орали до изнеможения, потом засыпали, просыпались и снова орали. Нам необычайно повезло. На нас наткнулись наши солдаты. Я пришла в себя, когда меня на руках нес солдат в расколотых очках. Куда нас несли, как долго – не помню. Вероятно, солдаты подсадили нас в какой-то другой эшелон, идущий в Ленинград.
Помню себя уже дома. Папа ушел на фронт. Мама продолжала работать на Кировском заводе. Однажды она вызвала мне врача. Тот потребовал: срочно в больницу! Но мама сказала: «Нет, я больше своего ребенка от себя не отпущу. Я уже никому не верю!»
Потом я узнала, что в Ленинграде матери, прослышав, что с эвакуированными детьми происходит что-то неладное, начали требовать возвращения их домой. Их требование осталось без внимания. Были и такие женщины, что бросали работу и уезжали на поиски.
А буквально через месяц вернувшиеся в город дети, не успев оправиться от шока, оказались в блокаде. Впереди нас ждала холодная, голодная – убойная! – зима.
Чиновники сводят счеты с детьми войны. По частично рассекреченным данным, с 29 июня по 29 августа 1941 года из Ленинграда был эвакуирован 395 091 ребенок. Вернулось 175 400. Судьбы очень многих детей неизвестны до сих пор.
Факт массовой гибели, ранения и травматизма эвакуированных детей долгие годы тщательно замалчивался. Мы, по счастливой случайности оставшиеся в живых, оказались в роли ненужных свидетелей происшедшей по вине отцов города катастрофы. Вероятно, поэтому нас окутывала дремучая глухота. Взрослые люди знали, за что отдавали свои жизни. Мы, дети, погибали по глупости наших властей. И этого нам не могут простить до сих пор.
Вначале нас бросили под немецкие танки и снаряды, а потом – на произвол судьбы. Пройдет время, и именно детям зачтутся просчеты властей всех мастей. И теперешних тоже. Беда наша усугубляется тем, что в тех форс-мажорных обстоятельствах никто никаких справок о наших ранах и увечьях не выдавал. По понятиям нынешних руководителей ребенок не может быть инвалидом войны. А по-моему, они просто сводят счеты с детьми войны. Такое вот «детское "Ленинградское дело"».
Так бы и канула в Лету наша кровавая эпопея, если бы не совестливые и неравнодушные жители маленькой станции Лычково, все эти годы бережно сохранявшие детскую братскую могилу.
На открытии памятника в Лычкове нас, переживших ту страшную трагедию, было всего семь человек. Я сидела в своей инвалидной коляске на привокзальной площади и смотрела на перрон, где «огонь глотал живых и мертвых, где из пекла рвался детский крик». (Это строки из моего «Реквиема», посвященного тем событиям.) Во мне до сих пор жива не только память сердца и разума, но и память тела – память, ошеломляющая до судорог, до спазма в горле и сердце.
На церемонии открытия памятника звучали речи чиновников как московских, так и питерских, – казенные, общие, ничего не выражающие. Ни одного теплого слова, ни одного ободряющего взгляда! По окончании митинга ни один из них не подошел к нам, не выразил сочувствия. Потом местные жители спрашивали: «За что наши чиновники вас так не любят?..»
Огромна заслуга Совета ветеранов во главе с его председателем Лидией Жегуровой. Члены Совета ветеранов более 60 лет ухаживали за единственной массовой детской могилой и неимоверными усилиями вместе с местными жителями воздвигли памятник. И когда мы, последние дети той катастрофы, уйдем в мир иной, он еще долгие годы будет напоминать, что мы, ленинградские дети, были.

Из Справки об эвакуации ленинградских детей из юго-восточных районов области. От 29.07.1941 г.

«... На ст. Лычково в момент подготовки и посадки детей в эшелон был произведен внезапный налет (без объявления воздушной тревоги). Одиночный немецкий бомбардировщик сбросил до 25 бомб, в результате чего разбито 2 вагона и паровоз из детского эшелона, порвана связь, разрушены пути, убит 41 чел., в том числе 28 ленинградских детей, и ранено 29 чел., в том числе 18 детей. Список пострадавших прилагаю /список не публикуется/ После налета сразу же были приняты меры, и находившиеся в поселке дети, свыше 4000 чел., были рассредоточены по лесу и кустарникам. Через 1 час после первой бомбежки была объявлена воздушная тревога, и появившиеся 4 немецких бомбардировщика подвергли вторично бомбежке и пулеметному обстрелу Лычково. Благодаря принятым мерам никто из детей во время второй бомбежки не пострадал...»

Немногих, очень немногих оставшихся в живых - раненых, искалеченных, удалось спасти местным жителям. Остальных - останки безвинно погибших, разорванных снарядами, детей похоронили здесь же на сельском кладбище в братской могиле. Это были первые массовые жертвы Ленинграда, вокруг которого 8 сентября 1941 года замкнулось кольцо сухопутной гитлеровской блокады и которому геройски, мужественно предстояло выдержать эту почти 900-дневную осаду и победить, разгромить противника в январе 1944 года.

Память о погибших в далёкой для новых поколений войне жива и по сей день. И благодаря доброте, умению любить и сопереживать, что всегда было присуще русским женщинам, будет жить вечно. Что же случилось? Почему не уберегли детей? Как они оказались под прицелом вражеских самолётов? Казалось, что детей увозят как можно дальше от беды, которая грозит городу - Ленинграду. Однако роковые ошибки привели к страшной трагедии. Руководство в первые недели войны было уверено, что опасность Ленинграду грозит со стороны Финляндии, поэтому дети отправлялись в те места, которые посчитали безопасными - южные районы Ленинградской области. Как оказалось, детей везли прямо навстречу войне. Им суждено было попасть в самое огненное пекло. О трагедии, произошедшей на станции Лычково по вине недальновидных чиновников, надо было просто забыть, как будто бы её не случилось. И о ней как бы забыли, не упоминая ни в каких официальных документах и публикациях.

Сразу после войны на могиле детей в Лычково поставили скромный обелиск со звездочкой, потом появилась плита с надписью «Ленинградским детям». И это место стало святым для местных жителей. Женщины Лычково жили, старели, но в выходные, в праздники ухаживали за могилой. Цветы сажали. Просто плакали над погибшими детьми. Из года в год. Как сами они говорят: «Мы ждали - ведь их будут искать родители, узнают, приедут. Хоть успокоятся, что их дети по-христиански похоронены». Но шли годы, и никто не приезжал… Это было непонятно. Но масштаб трагедии города Ленинграда было трудно осмыслить - многие из этих родителей уже давно лежали на Пискарёвском кладбище или погибли на фронтах.

Долгое время лычковская трагедия была попросту вычеркнута из официальной летописи. Только недавно взялись восстановить историческую правду и увековечить в Лычкове память о том событии. В 2005 году у могилы ленинградских детей на кладбище появился памятник.

На нем надпись – «Детям, погибшим в годы Великой Отечественной войны». Почему-то не «Ленинградским детям», как должно быть. Сейчас те, кому дорога память о событиях, борются, чтобы название сменили. Людмила Пожедаева говорит, ставить точку пока еще рано — в истории много белых пятен — например, до сих пор неизвестно точное количество жертв. Ясно одно - трагедия объединила ленинградских детей и жителей новгородского села. Сделать так, чтобы об этом узнали, для них сейчас самое главное.

Неправда, что «Никто не позабыт…»

Неправда, что «Ничто не позабыто…»

Мы не были солдатами войны,

Но детство наше на войне убито…

Ко мне, убитой, вы цветы несете….

Ко мне, живущей, - мачехой страна…

У Памяти, оглохшей от лукавства,

Давно забыты наши имена…

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: