«Огурцы». Плагиат или адаптация?

Я уже размещал эту публикацию, но потом удалил из-за неудобочитаемости картинок. Три дня правил текст рассказа «Подруга», экспортированный из PDF.

У замечательного советского писателя Николая Носова (1908-1976) есть цикл рассказов «Котька», в который входит рассказ «Огурцы». Людям старшего поколения он хорошо известен, так как входил в учебную программу для начальных классов. И вот недавно я увидел журнал для детей и юношества за 1834 год. И в нём был рассказ «Подруга», начало которого очень напоминает рассказ «Огурцы». Что это? Плагиат или адаптация для советской детворы? Я не берусь судить, возможно, маленькому Коле Носову читали в детстве рассказ «Подруга», или он сам его прочитал, а потом решил использовать для своего произведения. Рассказ «Огурцы» был написан Носовым в 1938 году, а за несколько лет до этого был принят закон «О трёх колосках» [Постановление ЦИК СССР и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», принятого по инициативе Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина. В деревне он получил название «дедушкин указ» (по прозвищу подписавшего его М. И. Калинина). Постановление вводило для провинившихся смертную казнь в форме расстрела (в частности за хищение колхозного и кооперативного имущества, а также за хищение грузов на транспорте). Этим постановлением в юридическую практику СССР было введено понятие «хищения социалистической собственности» как «преступления против государства и народа», чтобы остановить «массовые хищения государственного и колхозного имущества». Амнистия по таким делам исключалась. После введения закона в силу на сельскохозяйственных объектах устанавливались дозорные вышки, высылались конные разъезды и часовые с винтовками]. Поэтому верить такому рассказу я теперь не могу, хотя в детстве, конечно, верил. Ну, а теперь сравните два рассказа. Спойлер: рассказ «Подруга» не только про огурцы.

«Огурцы». Николай Носов

Один раз Павлик взял с собой Котьку на реку ловить рыбу. Но в этот день им не повезло: рыба совсем не клевала. Зато когда шли обратно, они забрались в колхозный огород и набрали полные карманы огурцов. Колхозный сторож заметил их и засвистел в свисток. Они от него бежать. По дороге домой Павлик подумал, как бы ему дома не досталось за то, что он лазит по чужим огородам. И он отдал свои огурцы Котьке.
Котька пришел домой радостный:
- Мама, я тебе огурцов принес!
Мама посмотрела, а у него полные карманы огурцов, и за пазухой огурцы лежат, и в руках еще два больших огурца.
- Где ты их взял? - говорит мама.
- На огороде.
- На каком огороде?
- Там, у реки, на колхозном.
- Кто ж тебе позволил?
- Никто, я сам нарвал.
- Значит, украл?
- Нет, не украл, а так просто... Павлик брал, а мне нельзя, что ли? Ну, и я взял.
Котька начал вынимать огурцы из карманов.
- Постой, постой! Не выгружай! - говорит мама,
- Почему?
- Сейчас же неси их обратно!
- Куда ж я их понесу? Они на грядке росли, а я сорвал. Все равно они теперь уже расти не будут.
- Ничего, отнесёшь и положишь на той же грядке, где сорвал.
- Ну, я их выброшу.
- Нет, не выбросишь! Ты их не садил, не растил, не имеешь права и выбрасывать.
Котька стал плакать:
- Там сторож. Он нам свистел, а мы убежали.
- Вот видишь, что делаете! А если б он поймал вас?
- Он не догнал бы. Он уже старенький дедушка.
- Ну как тебе не стыдно! - говорит мама. - Ведь дедушка за эти огурцы отвечает. Узнают, что огурцы пропали, скажут, что дедушка виноват. Хорошо будет?
Мама стала совать огурцы обратно Котьке в карман. Котька плакал и кричал:
- Не пойду я! У дедушки ружье. Он выстрелит и убьёт меня.
- И пусть убьёт! Пусть лучше у меня совсем не будет сына, чем будет сын вор.
- Ну, пойдём со мной, мамочка! На дворе темно. Я боюсь.
- А брать не боялся?
Мама дала Котьке в руки два огурца, которые не поместились в карманах, и вывела его за дверь.
- Или неси огурцы, или совсем уходи из дому, ты мне не сын!
Котька повернулся и медленно-медленно пошёл по улице.
Уже было совсем темно.
«Брошу их тут, в канаву, а скажу, что отнёс, - решил Котька и стал оглядываться вокруг. - Нет, отнесу: ещё кто-нибудь увидит и дедушке из-за меня попадёт».
Он шёл по улице и плакал. Ему было страшно.
«Павлику хорошо! - думал Котька. - Он мне свои огурцы отдал, а сам дома сидит. Ему небось не страшно».
Вышел Котька из деревни и пошёл полем. Вокруг не было ни души. От страха он не помнил, как добрался до огорода. Остановился возле шалаша, стоит и плачет все громче и громче.
Сторож услышал и подошёл к нему.
- Ты чего плачешь? - спрашивает.
- Дедушка, я принёс огурцы обратно.
- Какие огурцы?
- А которые мы с Павликом нарвали. Мама сказала, чтоб я отнёс обратно.
- Вот оно какое дело! - удивился сторож. - Это, значит, я вам свистел, а вы всё-таки огурцы-то стащили. Нехорошо!
- Павлик брал, и я взял. Он мне и свои огурцы отдал.
- А ты на Павлика не смотри, сам понимать должен. Ну, больше не делай так. Давай огурцы и иди домой.
Котька вытащил огурцы и положил их на грядку.
- Ну, все, что ли? - спросил старик.
- Нет... одного не хватает, - ответил Котька и снова заплакал.
- Почему не хватает, где же он?
- Дедушка, я один огурец съел. Что теперь будет?
- Ну что ж будет? Ничего не будет. Съел, ну и съел. На здоровье.
- А вам, дедушка, ничего не будет за то, что огурец пропал?
- Ишь ты какое дело! - усмехнулся дедушка. - Нет, за один огурец ничего не будет. Вот если б ты не принес остальных, тогда да, а так нет.
Котька побежал домой. Потом вдруг остановился и закричал издали:
- Дедушка, дедушка!
- Ну что ещё?
- А этот вот огурец, что я съел, как будет считаться - украл я его или нет?
- Гм! - сказал дед. - Вот ещё какая задача! Ну чего там, пусть не украл.
- А как же?
- Ну, считай, что я тебе подарил его.
- Спасибо, дедушка! Я пойду.
- Иди, иди, сынок.
Котька во весь дух помчался по полю, через овраг, по мостику через ручей и, уже не спеша, пошёл по деревне домой. На душе у него было радостно.

АЛЛЕГОРІЯ.
ПОДРУГА.
(Посвящается Петруше и Васе).
Дѣти, милые дѣти, которымъ такъ присталъ веселый, простодушный смѣхъ! Мнѣ бы хотѣлось расказать вамъ такую же пріятную и занимательную повѣсть, какую расказалъ вамъ добрый другъ вашъ, сочинитель Тимоши Головастика; но къ несчастію, я знаю одну только сказочку, со всѣмъ несмѣшную, даже можетъ быть печальную; однако, надѣюсь, вы изъ нея извлечете для себя полезное наставленіе; —и такъ прочтите се.
Прочтите ее, если вы устали играть и бѣгать, если дождикъ и ненастье гонятъ васъ изъ сада; но когда вы отдохнете, когда солнечный лучъ, проникнувъ изъ за облака, высушитъ землю, бросьте мою сказочку, промѣняйте ее поскорѣе на кольцо или мячикъ: повѣрьте, друзья мои, что какъ похвально и прекрасно быть внимательными и прилежными въ часы ученья, въ то время, когда наставникъ толкуетъ вамъ урокъ вашъ, — такъ равно пріятно и утъшнтельно для родителей вашихъ видѣть, какъ вы бѣгаете, прыгаете, играете, оспоривая другъ у друга первенство въ проворствѣ, силѣ, ловкости и веселости, въ часы отдыха и удовольствій.
Рѣзвитесь же, милые дѣти! Пусть лица ваши покроются спасительнымъ потомъ; пусть члены ваши привыкнутъ къ усталостямъ въ играхъ, для того, чтобы со временемъ могли они быть крѣпки и сильны для перенесенія трудовъ и занятій важнѣйшихъ; пусть цвѣтъ вашъ загоритъ подъ жаркимъ блескомъ солнца, лишь бы кровь бѣжала быстрѣе по вашимъ жиламъ: вы отъ этого будете свѣжѣе и сдѣлаетесь мужественнѣе и здоровѣе, а слѣдовательно благороднѣе и совершеннѣе; ибо почти всегда слабость тѣлесная дѣлаетъ трусовъ, завистливыхъ и притворщиковъ.
Я начинаю.
Сережа Легковѣровъ быль еще очень молодъ, когда встрѣтилъ въ первый разъ свою подругу, и это случилось, какъ вы увидите, въ обстоятельствахъ, довольно важныхъ, по его возрасту.
Была ночь — и нашъ Сережа, котораго считала мать давнымъ давно спящимъ, потому что уже болѣе двухъ часовъ какъ уложила его въ постельку, потихоньку вышелъ изъ своей комнаты и намѣревался перелѣзть черезъ заборъ, ограждающій садъ сосѣдняго огородника.
Вотъ это уже было очень дурно: Сережа обманывалъ свою маменьку, которая была такъ довѣрчива къ своему сыну, что, простившись съ нимъ и поцѣловавъ его въ лобикъ, сошла внизъ, не думая запереть на ключъ дверей дѣтской. Чтобы вы могли имѣть понятіе, какъ была добра и нѣжна эта мать, то подумайте о вашей, друзья мои, и тогда вы очень поймете, какое великое преступленіе содѣлаль Сережа, обманувъ ее! Но онъ, однако, обдумывалъ еще большее преступленіе... вы это увидите.
Не для того, чтобы побѣгать по саду, въ прелестную лунную ночь, ушелъ онъ тайкомъ изъ своей комнаты. — Нѣтъ; Сережа оставилъ свою постельку н крался по лѣстницъ, какъ бѣглецъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, удерживая даже дыханіе и страшась на каждомъ шагу, чтобы его не увидали и нс поймали: Сережа хотѣлъ украсть у сосѣда своего — огородника — прекрасные, зеленые огурчики, за которыми бѣднякъ столько ухаживалъ, которые онъ считалъ и пересчитывалъ каждый день съ такимъ удовольствіемъ, ибо въ нихъ заключалось все его богатство.. — Украсть! фи! какъ это гадко, низко, подло!
Она — вы въ послѣдствіи узнаете ее имя— остановила маленькаго вора, который уже перепустилъ одну ногу чрезъ плетень, котораго сердце такъ сильно билось отъ безпокойства н радости, а взоры такъ ярко блистали во мракѣ ночи, желая проникнуть темноту и достигнуть до этихъ безподобныхъ огурчиковъ, коихъ продажа долженствовала снабдить, на цѣлый годъ, чернымъ хлѣбомъ вес семейство бѣднаго огородника.
— «Куда ты идешь?» — спросила она голосомъ упрека, ясно выражающимъ: Я понимаю твой злой умыселъ, я слѣжу за твоими поступками и очень хорошо знаю, куда ты хочешь идти.
Сережа оглянулся: сначала онъ очень испугался, слыша чужой, незнакомый голосъ; но когда увидѣлъ подлѣ себя маленькую дѣвочку, почти однихъ съ нимъ лѣтъ; то ободрился и сказалъ ей шопотомъ:
— «Тсъ!... тише, малютка! дай мнѣ лучше твою ручку и помоги перелѣзть; а я за то обѣщаю съ тобою подѣлиться»....
— «Сохрани меня Бог!» — отвѣчала она: — Я не обманщица и не жадная; я не намѣрена съ тобой дѣлиться, да и не хочу, чтобы ты бралъ то, что тебѣ не принадлежитъ.»
— «О! это оть того, что ты не видала, какъ хороши огурчики у огородника!»
— «Для тебя не должны казаться хороши ни какіе плоды, кромѣ тѣхъ, которые даетъ тебѣ маменька. Скажи пожалуй, развѣ она тебѣ отказываетъ въ чемъ нибудь? Развѣ она запираетъ буфетъ, когда ты голоденъ? Развѣ прячетъ такъ высоко, на полки шкапа, варенье и Ягоды, что няня твоя не можетъ достать ихъ, когда приходить время, въ которое ты лакомишься?»
— «Я и самъ знаю: дома стоитъ мнѣ только попросить, и мнѣ все подадутъ, что угодно;»—отвѣчалъ Сережа: — «да не въ томъ дѣло: огурчики этого огородника гораздо вкуснѣе нашего варенья, гораздо свѣжѣе нашихъ ягодъ; а сама разсуди : какъ мнѣ можно ихъ попросить у маменьки, вѣдь они чужіе; слѣдовательно я долженъ ихъ взять потихоньку.»
— «Ахъ! какой страмъ! Можно ли такъ разсуждать? — Ну, смотри, Сережа, Богъ тебя накажетъ: заборъ высокъ, ты свалишься и сломишь ногу.»
— «Э! пустяки! я докажу тебѣ, что я ловокъ.»
— «Но развѣ ты не видишь, что тамъ, за кусточкомъ, кто-то сидитъ? Это огородникъ; онъ стережетъ воровъ и толстая дубинка его, которую вижу я между листьевъ, меня пугаетъ за тебя.»
— «Вотъ еще! Я вѣдь не трусъ! » —Тутъ онъ хотѣлъ спуститься въ сосѣдній огородъ.
— «Еще одно слово!» — воскликнула она: «Послѣ этаго исполни свое намѣреніе, если осмѣлишься; но, сдѣлай милость, прежде выслушай меня.» — Говоря такимъ образомъ, она держала ребенка, который старался вырваться изъ рукъ ея, удивляясь, что такое слабое, по видимому, препятствіе могло такъ долго его останавливать. — «Послушаемъ твое одно слово!» — отвѣчалъ онъ съ нетерпѣніемъ: — «только, пожалуйста, скажи его поскорѣе; я вижу, что огородникъ спитъ — и теперь самая лучшая минута, чтобы сойти въ его огород.»
— «Огородникъ спитъ! правда; но я?— Я не сплю! я наблюдаю за тобою!» — продолжала она твердымъ голосомъ: — «и какъ теперь ты меня видишь здѣсь, подлѣ тебя, такъ я буду съ тобою завтра, когда ты проснешься, упрекая тебя въ твоемъ гнусномъ поступкѣ, и потомъ, когда ты пойдешь здороваться съ маменькою и захочешь обнять се — подумай объ этомъ, Серс-жа! — я пойду съ тобою вмѣстѣ, я заставлю тебя покраснѣть п признаться въ твоей винѣ прежде, нежели ты осмѣлишься ее поцѣловать: при мнѣ ты нс запрешься. Тогда добрая маменька твоя заплачетъ, горько заплачеть; она оттолкнетъ тебя, воскликнувъ: Какъ я несчастна: сынъ, котораго я такъ любила, обманулъ надежды мои: я думала, воспитывая его, что онъ будетъ моимъ утѣшеніемъ, моею славою; а онъ, напротивъ , приноситъ стыдъ и отчаяніе: онъ воръ!»
По мѣрѣ, какъ опа говорила, Сережа, внимательный къ этой страшной угрозѣ, уступалъ, самъ того не примѣчая, малюткѣ, которая тащила его къ дому матери. Онъ перенесъ назадъ ногу, слѣзъ съ плетневаго забора, прощаясь печальными взглядами съ огурцами сосѣда: но когда онъ потерялъ ихъ изъ виду, сердце его ощутило величайшее утѣшеніе.
— «Вотъ это хорошо, Сережа!» —молвила она ему: — «я довольна тобою!» — и какой-то неизвѣстный ему трепетъ радости пробѣжалъ по его жиламъ: видѣть улыбку ея было такъ для него пріятно!
Она отвела его въ дѣтскую и сказала: «Спи спокойно. Ты будешь видѣть пріятные сны; я за это ручаюсь.» Онъ закрылъ глаза, когда она перестала говорить. «Увидимся ли мы опять?» — спросилъ онъ съ голосомъ чуть слышнымъ, потому, что ему очень хотѣлось спать.
— «Всегда, Сережа, мы будемъ вмѣстѣ! Я подруга твоей жизни: я буду помогать тебѣ въ твоихъ занятіяхъ; я буду раздѣлять твои удовольствія, чтобы они казались тебѣ еще пріятнѣе; но не забудь, что если я должна умножать счастье твое, услаждать всѣ минуты жизни твоей присутствіемъ, то это съ условіемъ, чтобы ты всегда совѣтовался со мною, когда будешь на пути къ дурному дѣлу.»
Онъ заснулъ — и сонъ его былъ сладокъ и тихъ, и воображенію представлялись пріятныя, веселыя грезы, какъ предсказывала малютка.
Вѣрная своему слову, она явилась, когда проснулся Сережа; открывъ глаза, онъ съ радостію увидѣлъ ее подлѣ себя: она улыбалась ему; онъ былъ веселъ и благодарилъ ее за вчерашнее наставленіе.
Они сама повела его къ матери, и никогда не бѣжалъ онъ съ такимъ восхищеніемъ въ объятія Госпожи Легковѣровой. Правда, онъ немножко покраснѣлъ, вспомнивъ свое ночное путешествіе; но маленькая подруга его шепнула ему на ухо: — «Я на тебя не досадую; однако ты хорошо сдѣлаешь, если откровенно разскажешь все маменькѣ.» — И мрачное облако, мелькнувшее на лицѣ Сережи, изчезло, и онъ исполнилъ ея совѣтъ. Мать его растолковала ему всю низость, всю гнусность поступка, который онъ намѣревался сдѣлать; но она не сердилась на него, потому что никогда не сердятся на тѣхъ, кто искренно во всемъ признается; а ребенокъ далъ слово: впередъ не желать ничего чужаго.

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: