… Дерзайте ныне ободрённы
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать…
М.В. Ломоносов. «Ода на день восшествия на всероссийский престол её величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года»

В 1854 году родился выдающийся русский учёный-энциклопедист Николай Александрович Морозов. Возможно, потому, что он был сыном отца-дворянина, находившегося в родстве с Петром Первым, и матери-крепостной, Николай остро чувствовал социальную несправедливость и стал революционером. Подобно Максиму Горькому, он сначала «идёт в народ», работает помощником кузнеца, валит лес, и одновременно ведёт революционную пропаганду. В 1874 году Морозова исключают из гимназии и запрещают ему обучаться во всех учебных заведениях России. В том же году он уезжает в Женеву (когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, и бегал ещё в валенках по горке ледяной) и редактирует там журнал «Работник», который нелегальным путём переправляется в Россию.

Николай Морозов становится видным деятелем революционной организации «Земля и воля», которая позже превратилась в «Народную волю». Именно он встречается в Лондоне с Карлом Марксом и получает для перевода «Манифест коммунистической партии», по его просьбе Маркс и Энгельс пишут предисловие к русскому изданию «Манифеста».

Арест следует за арестом, в общей сложности Морозов провёл в одиночном заключении около 29 лет. Особенно тяжёлые условия были в Алексеевском равелине Петропавловской крепости и в Шлиссельбургской крепости. Морозов заболел цингой, дистрофией и чахоткой (туберкулёзом), но благодаря силе духа и физическим упражнениям он смог самостоятельно излечиться. Одновременно с Морозовым в одиночных камерах находились 14 его товарищей по несчастью, 11 из них за два года умерли.

Только через пять лет пребывания Н.А. Морозова в Шлиссельбургской крепости, после ряда смертельных случаев среди заключённых, тюремный режим был несколько ослаблен, и Морозов получил возможность читать научную литературу и писать свои работы. А до этого разрешалось читать только богословские книги. «Мне не давали два года ничего читать, а затем, вообразив меня, вероятно, уже достаточно приспособленным к восприятию православной веры, дали изучать Библию по французской книге, оставшейся ещё от декабристов. И вот, когда я прочёл в Апокалипсисе слова автора: «Я увидел на небе Деву, одетую Солнцем, под ногами её была Луна, а над головою её венок из двенадцати звёзд», мне представилась не какая-нибудь прекрасная мистическая девушка с солнцем на груди вроде медальона, а созвездие Девы, в которое, как я и сам не раз наблюдал в сентябре, входило солнце, одевая её своими лучами, а под ногами её мне ясно представилась Луна, как это бывает каждый год после сентябрьского новолуния, и над головою её, как венок, мне представилась кучка тесных звёздочек, называемых теперь Волосами Вероники.
А когда я прочёл слова: «Вот вышел не небе Конь Красный и сидящему над ним дан в руки меч», то мне, уже знавшему, что Красным Конём (по-египетски Гор Тезер) называлась планета Марс, ярко представился не какой-то рыцарь на сказочном Красном Коне, а Красный Марс, над которым находилось созвездие Персея, держащего в руке полоску звёзд, называемую его мечом, как это происходит и теперь через каждые два года.
Со всё возрастающим интересом начал я пересматривать в Апокалипсисе и другие места и вновь и вновь узнавал в них давно знакомые мне картины неба. «Вот вышел на небо Конь Бледный, и сидящему на нём имя Смерть»,— читал я,— а моему воображению представлялся совсем не скелет, на каком-то невиданном бледном коне, а бледноватая планета Сатурн, в сидящем на ней всаднике я узнавал созвездие Скорпиона, астрономический символ смерти, в которое Сатурн входит через каждые двадцать девять с половиной лет.
Я читал далее.
«Вот вышел на небо Конь Тёмный, и сидящему на нём были даны Весы», — и мне ясно представлялась большею частью невидимая планета Меркурий под созвездием, до сих пор называемым Весами.
Я читал ещё: «Вот вышел Конь Ярко-Белый, и сидящему на нём даны в руки Лук и Венец». А я снова видел яркую белую планету Юпитера в созвездии Стрельца, в руке которого одна полоска звёзд и до сих пор называется луком, а под ним группа звёзд и до сих пор называется Южным Венцом.
С нетерпением я читал далее и во всех без исключения псевдо-мистических образах Апокалипсиса узнавал созвездия неба. Ничего мистического в нём не оставалось, а только самая обычная астрономия.
Но почему же никто из учёных не указал этого до меня? — думал я и находил только один ответ: теологи никогда не наблюдали звёздного неба и не читали астрономий, а если и читали и видели, что тут описаны планеты и созвездия, то скрывали, чтоб не соблазнять верующих. А астрономы, очевидно, не читают Библии, как не читал бы её и я сам, если б мне не дали её насильно.
Я стал с интересом читать и другие библейские книги и увидел в них много таких же ярких астрономических картин, выдаваемых за мистические.
И тут же мне, как уже знакомому с небесной механикой, пришла в голову мысль, что такие сложные сочетания планет, какие тут описаны, не могут повторяться чаще, чем через тысячу лет, если не более. Это ведь верный способ установить точную хронологию библейских книг.
Мне с нетерпением хотелось за это приняться, но для этого у меня не было опоры, т.е. точного описания положения всех планет в каком-нибудь уже известном году, да и бумаги с карандашом для вычислений мне не давали.
Так, в ожидании улучшений, я прошёл весь богословский факультет, так как кроме Библии мне дали читать ещё «Жития святых», «Творения святых отцов», «Историю православной церкви», «Богословие догматическое» и т.д.
Наконец, мне разрешили иметь тетрадки и карандаш, и я получил курс астрономии Хандрикова, где были приведены положения планет, кажется на 1875 год, и даны точные времена их гелиоцентрических обращений...
И что же оказалось? Читатель видит сам из приложенной выше таблицы I, что Марс только для 395 года дал удивительно точное совпадение. Дробный остаток от 1452 звёздных лет, протекших между 395 и 1847 годами, оказался для 395 года только в 0,0001 долю звёздного оборота Марса, т.-е. Марс был почти математически тут же и описывал псевдо-эпициклическую петлю S-образного вида от начала сентября 395 до февраля 396 года. Аналогичные случаи были только в 632 году, да ещё уже в эпоху Возрождения в 1249 и 1486 годах».

Так было положено начало Новой Хронологии, которую сейчас продолжают развивать А.Т. Фоменко, Г.В. Носовский и другие учёные, причём Фоменко с Носовским утверждают, что «Апокалипсис» был написан не ранее 1486 года. Сам же Морозов написал труд «Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса» (опубликован в 1907 году), а также многотомный труд «Христос», опубликованный (не полностью) уже при советской власти.

В Шлиссельбургской каторжной тюрьме им было написано 26 томов различных рукописей, которые ему удалось сохранить и вывезти при освобождении из тюрьмы в 1905 году. В заключении Н.А. Морозов изучил французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, латинский, греческий, древнееврейский, древнеславянский, украинский и польский языки.

В 1897 году Н.А. Морозов сообщал из Шлиссельбурга родным: «Теперь я пишу книгу о строении вещества. Написал уже почти полторы тысячи страниц, и осталось не более пятисот. Хотя этой книге, вероятно, и не суждено никогда попасть в печать, но всё же я усердно работаю над ней почти каждый день в продолжении последних трёх лет и чувствую невыразимое удовольствие всякий раз, когда после долгих размышлений, вычислений, а иногда бессонных ночей мне удаётся найти порядок и правильность в таких явлениях природы, которые до сих пор казались загадочными».

Внутренний мир узника «с высохшим телом» (так описывала его Вера Фигнер) оказался столь богатым, самообладание его столь высоким, что он не только не умер и не сошёл с ума в ужасных условиях длительного одиночного заточения в «каменной гробнице» Алексеевского равелина и Шлиссельбургской крепости, но напротив, наполнил свою жизнь творчеством. Н.А. Морозов каждый новый день ждал с нетерпением, так как каждый новый день позволял ему продвинуться вперёд в разработке научных идей. Много лет спустя Морозов скажет, что он сидел не в тюрьме, а «во Вселенной».

Несмотря на отсутствие систематического химического образования, несмотря на то, что Н.А. Морозов не прошёл должной экспериментальной школы, он благодаря своим поразительным дарованиям, овладел высотами различных химических дисциплин и через два - три года после освобождения из крепости преподавал химию, писал книги по общей физической, неорганической, органической и аналитической химии. Д.И. Менделеев, с которым Н.А. Морозов встретился незадолго до его смерти, с одобрением отозвался о труде «Периодические системы строения вещества», и по его представлению за этот труд в 1906 году Н.А. Морозову была присвоена, без защиты диссертации, учёная степень доктора наук.

Н.А. Морозов вышел на свободу в результате революции 1905 года. Он целиком посвящает себя науке, начинает готовить к печати свои труды написанные в тюрьме. В этот же период он совершает множество лекционных поездок по всей России. С лекциями он побывал в 54 городах страны - от Петербурга до Владивостока. Его публичные лекции по проблемам химии, авиации, истории религий были блестящи, собирали огромные аудитории. Всё это пугало власти, и они нередко запрещали лекции.

У многогранного учёного был ещё один дар – поэтический. Он писал рассказы, повести, стихотворения. За поэтический сборник «Звёздные песни» он был приговорён к годичному тюремному заключению.

ДРУЗЬЯМ

В долгой, тяжёлой разлуке
Целые годы прошли;
Горя, страданья и муки
Много они принесли...

Стал я о воле смутнее
Помнить, как будто о сне...
Только друзья всё яснее
Здесь вспоминаются мне.

Часто сквозь сумрак темницы,
В душной каморке моей,
Вижу я смелые лица
Верных свободе людей.

Часто, как будто живые,
В этой тиши гробовой
Образы их дорогие
Ясно встают предо мной...

Всё здесь они оживляют,
Всё согревают они,
Быстро в душе пробуждают
Веру в грядущие дни...

Кажется, вот раздаётся
Голос их здесь, в тишине...
Словно струя пронесётся
Воздуха с воли ко мне!

Знаю я, тёмные силы
Их не согнут перед злом, -
Будут они до могилы
Биться с народным врагом!

1875
Петропавловская крепость

В заключении он начал писать свои воспоминания «Повести моей жизни», отличающиеся напряжённым сюжетом, прекрасным языком и меткими образами современников. Эти мемуары очень высоко оценил Л.Н.Толстой.

В 1907 году по приглашению П.Ф. Лесгафта Н.А. Морозов начал преподавать в Высшей вольной школе курс общей химии. Через несколько лет он был избран руководителем кафедры астрономии на Высших курсах Лесгафта.

В 1911 году на II Менделеевском съезде Н.А. Морозов сделал доклад на тему "Прошедшее и будущее миров с современной геофизической точки зрения", где высказал смелую мысль о том, что новые звёзды возникают в результате взрыва старых светил, происходящего вследствие разложения атомов вещества, ставших радиоактивными. Ныне эта, ранее оспариваемая гипотеза, в несколько видоизменённой форме, разделяется широкими кругами астрономов и физиков.

Н.А. Морозов интересовался многими разделами математики – от дифференциального и интегрального исчисления и алгебры комплексных чисел до векторов и проективной геометрии, а также теории вероятностей. С 1908 по 1912 годы им были опубликованы три большие работы по математике: «Начала векториальной алгебры в их генезисе из чистой математики», «Основы качественного физико-математического анализа» и «Наглядное изложение дифференциального и интегрального исчисления».

Наиболее полно оригинальные и самобытные идеи Н.А. Морозова в области астрономии представлены в его труде «Вселенная». По-новому рассматривает он вопросы о всемирном тяготении, о происхождении и эволюции солнечной системы, о звёздных скоплениях, о строении Млечного мути. Н.А. Морозов много работал над вопросами теории относительности. К его замечательным идеям относится также гипотеза о взаимосвязи и периодичности астрофизических и астрохимических явлений. Продолжительное время работал он над фундаментальным трудом «Теоретические основы геофизики и метеорологии», в котором показал, что воздействие Галактики на метеорологические и геофизические процессы Земли имеет закономерный характер и настолько велико, что без введения его в расчёты нельзя даже и мечтать о научном предсказании погоды.

Большой интерес проявлял Н.А. Морозов к вопросам авиации и воздухоплавания. Он стал одним из пионеров научного воздухоплавания в России, получил звание пилота, был председателем комиссии научных полётов, читал лекции в авиационной школе, сам не раз летал на первых аэростатах, предложил систему парашюта, раскрывающегося автоматически, а также специальные костюмы для высотных полётов (прообраз современной одежды пилотов и космонавтов).

Во время первой мировой войны, в 1915 году Н.А. Морозов едет на фронт и здесь, на передовых позициях, в качестве делегата Всероссийского земского союза, оказывает активную помощь больным и раненым. Свои воспоминания и мысли о войне он отразил в книге «На войне», изданной в 1916 году.

После Октябрьской революции Н.А. Морозов преобразовал Высшие курсы Лесгафта в Естественнонаучный институт имени П.Ф. Лесгафта и стал его выборным директором. Одновременно Н.А. Морозов заведовал астрономическим отделением института и создал обсерваторию, в которой сам работал.



Перечисляя работы Н.А. Морозова, нельзя не упомянуть его историческое исследование об алхимии «В поисках философского камня». Эта книга была принята читателями с огромным интересом, она до сих пор является одним из самых увлекательных трудов об алхимическом периоде развития химии. Как известно, Н.А. Морозов всегда стремился изучать историю по первоисточникам. Принявшись за написание этой книги, он подверг критическому анализу исторические манускрипты, освещавшие важнейшие факты из развития химии. Вот как он оценивает многие исторические документы, которыми приходилось пользоваться: «Всё, что мы знаем о сочинениях древних авторов, почти целиком берётся современными историками из сборников XV - XVII веков, т.е. от лиц, живших через целую тысячу лет после смерти цитируемых ими писателей, от лиц, в высшей степени легковерных, испестривших свои сообщения невероятными рассказами о всевозможных чудесах. Отличить в них истину от правдоподобных измышлений и позднейших дополнений почти невозможно. Благодаря этому обстоятельству все наши первоисточники по древнему периоду допечатной эры представляют из себя настоящие Авгиевы конюшни, для очистки которых нужен новый Геркулес. Но даже и Геркулес в одиночку здесь ничего не мог бы поделать. Здесь нужно специальное международное общество по разработкам первоисточников древней истории».

Ещё находясь в заключении, Н.А. Морозов развивает мысль о сложном строении атомов и этим обосновывает сущность периодического закона химических элементов. Он страстно отстаивает предложение о возможности разложения атома, которое в то время большинству физиков и химиков казалось неубедительным, т.к. для этого утверждения ещё не было достаточных экспериментальных доказательств.

Н.А.Морозов также высказывает мысль о том, что главнейшей задачей химии будущего является синтез элементов.

Развивая идею Ж.Дюма, Н.А. Морозов предложил периодическую систему углеводородов – «карбогидридов», по аналогии с таблицей Менделеева – «в порядке возрастания их паевого веса», и построил таблицы, отражающие периодическую зависимость ряда свойств алифатических и циклических радикалов от молекулярного веса.

Н.А. Морозов предположил, что среди атомов должны существовать химически нейтральные элементы. Ряд вычисленных Н.А. Морозовым атомных весов элементов нулевой и первой группы совпал с определёнными много лет спустя атомными весами соответствующих изотопов. Глубокий анализ свойств элементов нулевой и восьмой группы периодической системы Менделеева привёл Н.А. Морозова к мысли о необходимости объединить их в один нулевой тип, что было также оправдано последующими работами. «Таким образом, - писал известный химик профессор Л.А.Чугаев, - Н.А. Морозов мог предсказать существование нулевой группы лет за 10 до того, как она была фактически открыта. К сожалению, по независящим от него обстоятельствам, это предсказание не могло быть тогда опубликовано и появилось в печати значительно позднее».

Поразительным и бесспорным является тот факт, что более 100 лет назад Н.А. Морозов смело и уверенно принял точку зрения сложного строения атомов, превращаемости элементов, допуская возможность искусственного получения радиоактивных элементов, признавая необычайные запасы внутриатомной энергии.

По словам академика И.В. Курчатова, «современная физика полностью подтвердила утверждение о сложном строении атомов и взаимопревращаемости всех химических элементов, разобранное в своё время Н.А. Морозовым в монографии "Периодические системы строения вещества».

Н.А. Морозов с 1918 года до конца своей жизни был директором Естественнонаучного института им. П.Ф. Лесгафта, отличавшегося многоплановостью исследований в самых различных областях знания, о чём говорят выходившие с 1919 года под редакцией Н.А. Морозова Труды института. Именно в этом институте по инициативе учёного начиналась разработка ряда проблем, связанных с освоением космоса.

А теперь самое неожиданное, самое невероятное, о чём я и сам узнал только недавно. Почётный академик Николай Александрович Морозов воевал, и как воевал!

Когда весной 1942 года командиру одного из батальонов, державших оборону участка Волховского фронта, представили нового снайпера, майор подумал, что стал жертвой чьей-то злой шутки. Перед ним стоял дряхлый старик с седой бородой, в гражданской одежде, едва (как показалось в самом начале) держащий в руках винтовку-трёхлинейку. — Сколько же вам лет? — в полном изумлении спросил командир. — В июне восемьдесят восемь исполнится… — спокойно ответил дедушка-снайпер. — Не беспокойтесь, меня не призвали — в тылу всё нормально. Я доброволец. Покажите позицию, откуда я смогу стрелять. Поблажек не надо, буду воевать на общих основаниях».

Николай Александрович Морозов потребовал отправить его на фронт ещё 22 июня 1941 года — в первые же часы, когда объявили о нападении Германии. В 1939 году он закончил курсы Осоавиахима и с тех пор постоянно упражнялся в снайперской стрельбе. Несмотря на очки, Морозов стрелял прекрасно, о чём и указывал в своих частых обращениях в военкомат. Академик считал — в тот момент, когда Отечество в опасности и советскую землю топчут немецкие сапоги, все должны сделать свой вклад для достижения Победы. Ведь немцы ежедневно обстреливают улицы Ленинграда, он хочет ответить им тем же, поквитаться за убитых женщин и детей. Страшно удивлённое такому напору начальство в итоге не выдержало, и сообщило — товарищ академик может выехать на участок фронта вблизи Ленинграда и принять участие в боевых действиях. Но, ввиду преклонного возраста, исключительно в качестве командировки, на один-единственный месяц. Появившись в окопах, Морозов моментально поразил всех — тем, что он ходил без палочки, легко (в случае обстрела) пригибался и с винтовкой обращался как завзятый фронтовик. Академик пару дней выбирал себе позицию для стрельбы — и, наконец, залёг в засаде в траншее. Он пролежал так два часа, в довольно прохладную погоду, пока не нашёл свою цель — нацистского офицера. Тщательно прицелившись, Морозов убил немца сразу — с одного выстрела.

Сражался он смело. Обстоятельно и не спеша, изучив траекторию полёта пули, особенно в условиях влажности (как и положено физику), Николай Морозов застрелил ещё несколько немецких военнослужащих. Вконец взбешённые гитлеровцы принялись охотиться за лихим академиком, подвергая частому орудийному обстрелу возможные укрытия старого снайпера. В результате перепуганное руководство, невзирая на протесты Морозова, вернуло учёного с Волховского фронта назад, призвав сосредоточиться на научной работе. Академик ещё несколько месяцев буянил, требуя снова отправить его сражаться на передовую простым снайпером, но затем остыл. В 1944-м году, оценив воинскую доблесть, Морозова наградили медалью «За оборону Ленинграда» и орденом Ленина. В письме Сталину от 9 мая 1945 года учёный с радостью сообщил: «Я счастлив, что дожил до Дня Победы над германским фашизмом, принёсшим столько горя нашей Родине и всему культурному человечеству». 10 июня 1945-го года Николай Александрович Морозов был награждён ещё одним орденом Ленина. Он выразил сожаление — увы, ему так мало удалось сделать на передовой для Победы. Учёный умер в своём родовом имении Борок, которое было оставлено академику распоряжением Ленина, в возрасте 92 лет, 30 июля 1946 года.

- сразу в цитатник  [x]
- редактировать  

Понравилось? Поделись с друзьями: